Живо в памяти моей ваше последнее посещение Сергиевой пустыни. Видел я вас в ней, когда земная слава, столько непостоянная и изменчивая, вам улыбалась. Ныне вы мне показались гораздо величественнее; вы оставили во мне глубокое впечатление. Уважаю все добродетели; но ни одна из них не возбуждает во мне такого уважения, как великодушное терпение переменчивости земнаго счастья. На поле битвы человек часто бывает героем от кипения в нем крови; в переворотах жизни можно быть героем только от величия души. Муж доблестный, сошедший с поприща подвигов воинских, перековывает на плуг или соху булатный меч свой, меч – грозу врагов отечества; а всякий истинный гражданин, за ним история и потомство, с почтением взглянут на этот плуг; – он вступит в число и разряд великолепных монументов. Презрение и негодование привлекают к себе знаки отличия, которыми усеяна грудь какого-нибудь подлеца: на ней каждый знак – памятник интриги, низости, бездельничества. Скажите, что в том, что на голове Гришки Отрепьева был венец Мономаха? – Какая его слава? – Слава лихаго безстыднаго, безсовестнаго злодея, неостанавливавщагося ни пред каким беззаконием, – слава, неразлучная от проклятий. Избави Бог всякаго от этой славы. А сколько самозванцев!..
Простившись с вами, я захворал еще более. Видя, что уже нет моих сил ни для борьбы с непомерно-усилившеюся болезнию, ни для борьбы с обстоятельствами, я захотел удалиться из Петербурга и от шумных должностей навсегда. Не всем быть листьями, цветами, плодами на древе государственном; надо же кому-нибудь, подобно корням, доставлять ему жизнь и силу занятиями неизвестными, тихими, существенно полезными, существенно необходимыми. Одним из таких занятий признаю утверждение ближних в христианской вере и нравственности. Это мирное, скромное занятие живым словом и пером всегда поглощало у меня значительную часть времени; а при болезненности моей взяло бы и все время. Не совершилось по моему желанию, не сбылось по моему предположению; а предполагал я, что наверно дадут увольнение: столько было содействователей к получению его! Мне дан временный отпуск в Бабаевский монастырь для отдыха и лечения. Здесь нахожусь теперь. Заключенный безвыходно в келлий моей, действую против простуды, глубоко проникшей в мои члены, и произведшей в них нервное разслабление, которое держит меня по большей части в постеле. Будущее мое – неизвестно... И я махнул на него рукою! – Сказал Всесильному Богу: “Твори с созданием Твоим, что хочешь. Верю слову Твоему, что влас главы моей не падет без соизволения Твоего”.
“Душа моя! Плыви безтрепетно по волнам житейскаго моря, не доверяя тишине его, не страшась бурь его. Не думай о завтрашнем дне, не утомляй себя никакими предположениями, никакими мечтаниями, не истрачивай на них времени и сил твоих. “Довлеет дневи злоба его” – сказал Бог твой. Веруй!.. Плыви, несись по волнам!.. Жизнь земная – обман. Не увидишь, как уже пред тобою – пристанище гроба. Где вера, там нет ни печали, ни страха; там мужество и твердость, ничем неодолимая”.
Вот размышления разслабленнаго, размышления на одре болезненном, размышления из пустыни! Найдут оне вас в каком-нибудь мирном приюте; может быть в вашем селе, в кругу вашего семейства за беседою дружескою, или чтением и полезным и приятным, за занятием хозяйственным, – напомнят вам о том, кто сердечно в вас участвует, в ком вы насадили много воспоминаний утешительных, впечатлений глубоких.
Человек в лета юности своей занимается приобретением сведений, нужных для возможнаго расширения круга действий в вещественном мире, в который он вступает действователем. Сюда принадлежат: знание разных языков, изящных искусств, наук математических, исторических, всех, и самой философии. Когда же человек начинает склоняться к старости, когда приближается то время, в которое должна отпасть шелуха, остаться покрываемый ею плод (шелухою называю тело, – плодом – душу), когда он приготовляется вступить в неизмеримую область вечности, область духа, тогда предметом его изследова