Проснуться в кровати от шума радио, запаха тостов, Или обьятий, или лучей, что внезапно так толстым Бликом размашистым упадут на глаза и пробудят. Кофе и кашица, щетка, галстук, работа по будням.
Вот оно, труднодоступное счастье враз променял он. Но полутрупу под струпьями не до воспоминаний. Вновь онемевшими ступнями так с опаской виляет К старому зданию, где он скудный запас пополняет.
Маршрут изученный, в памяти действия. Пальцами скрюченными он, потея, суёт С трудом собранный нал. В замен - сверток дерьма, Который мозг будет хвалить и в унисон проклинать.
Пришло время карать себя. Сдохнет, родится вновь - реинкарнация. Каждую ночь, будто бог вознесется он, А поутру - полутруп и дно социума.
Этот кайф самый-самый. Умрешь и родишься в круговороте Сансары. Твой крик не услышит никто, Но глупышка Ньютон был не прав - Силы тяжести нет. Ты летишь, ведь ты бог, Выше крыш. Ветерок Лишь колышит бумажный скелет. Этот кайф самый-самый. Умрешь и родишься в круговороте Сансары.
Проснуться от боли, давящей так, что хоть убей себя. Вернуться в оковы тоски, апатии, депрессии. Вчера распакованная им пыль философского камня Сделает его самый кошмарный сон скоро явью.
Выйти во двор, оглянуться, со злобой пнуть шприц, Сжавшись от холода, топотом отпугнуть птиц. Есть цель - добыть деньги и дозу. Нет людей, лиц. Нет времени продумать ход. Каждый день - блиц.
Этот кайф самый-самый. И ради него он который час замерзает В загаженной подворотне. Даже металл холодный Не даёт уверенности и сердце так колотит.
Но жертва будет. Возьмёт падла бабки. Нож будто в пудинг войдёт под лопатку. И уже не цепляет кровь и визг в иступлении. Вновь переродится в тварь на более низкой ступени.