Сергей Бабкин - Недотрога (Пелевин) | Текст песни и Перевод на русский

• Тексты песен
• Сергей Бабкин
• Недотрога (Пелевин)

Подняв голову со стола, я оглядел комнату. У меня было ощущение, что
я нахожусь в каком-то питерском трактире для кучеров. На столе появилась
керосиновая лампа. Чапаев все так же сидел напротив со стаканом в руке,
что-то напевал себе под нос и глядел в стену. Его глаза были почти так же
мутны, как самогон в бутылке, которая уже опустела наполовину. Поговорить
с ним в его тоне, что ли, подумал я и с преувеличенной развязностью
стукнул кулаком по столу.
- А вот вы скажите, Василий Иванович, только как на духу. Вы красный
или белый?
- Я? - спросил Чапаев, переводя на меня взгляд. - Сказать?
Он взял со стола две луковицы и принялся молча чистить их. Одну он
ободрал до белизны, а со второй снял только верхний слой шелухи, обнажив
красно-фиолетовую кожицу.
- Гляди, Петька, - сказал он, кладя их на стол перед собой. - Вот
перед тобой две луковицы. Одна белая, а другая красная.
- Ну, - сказал я.
- Посмотри на белую.
- Посмотрел.
- А теперь на красную.
- И чего?
- А теперь на обе.
- Смотрю, - сказал я.
- Так какой ты сам - красный или белый?
- Я? То есть как?
- Когда ты на красную луковицу смотришь, ты красным становишься?
- Нет.
- А когда на белую, становишься белым?
- Нет, - сказал я, - не становлюсь.
- Идем дальше, - сказал Чапаев. - Бывают карты местности. А этот стол
- упрощенная карта сознания. Вот красные. А вот белые. Но разве оттого,
что мы сознаем красных и белых, мы приобретаем цвета? И что это в нас, что
может приобрести их?
- Во вы загнули, Василий Иванович. Значит, ни красные, ни белые. А
кто тогда мы?
- Ты, Петька, прежде чем о сложных вещах говорить, разберись с
простыми. Ведь "мы" - это сложнее, чем "я", правда?
- Правда, - сказал я.
- Что ты называешь "я"?
- Видимо, себя.
- Ты можешь мне сказать, кто ты?
- Петр Пустота.
- Это твое имя. А кто тот, кто это имя носит?
- Ну, - сказал я, - можно сказать, что я - это психическая личность.
Совокупность привычек, опыта... Ну знаний там, вкусов.
- Чьи же это привычки, Петька? - проникновенно спросил Чапаев.
- Мои, - пожал я плечами.
- Так ты ж только что сказал, Петька, что ты и есть совокупность
привычек. Раз эти привычки твои, то выходит, что это привычки совокупности
привычек?
- Звучит забавно, - сказал я, - но, в сущности, так и есть.
- А какие привычки бывают у привычек?
Я почувствовал раздражение.
- Весь этот разговор довольно примитивен. Мы ведь начали с того, кто
я по своей природе. Если угодно, я полагаю себя... Ну скажем, монадой. В
терминах Лейбница.
- А кто тогда тот, кто полагает себя этой мандой?
- Монада и полагает, - ответил я, твердо решив держать себя в руках.
- Хорошо, - сказал Чапаев, хитро прищуриваясь, - насчет "кто" мы
потом поговорим. А сейчас, друг милый, давай с "где" разберемся. Скажи-ка
мне, где эта манда живет?
- В моем сознании.
- А сознание твое где?
- Вот здесь, - сказал я, постучав себя по голове.
- А голова твоя где?
- На плечах.
- А плечи где?
- В комнате.
- А где комната?
- В доме.
- А дом?
- В России.
- А Россия где?
- В беде, Василий Иванович.
- Ты это брось, - прикрикнул он строго. - Шутить будешь, когда
командир прикажет. Говори.
- Ну как где. На Земле.
Мы чокнулись и выпили.
- А Земля где?
- Во Вселенной.
- А Вселенная где?
Я секунду подумал.
- Сама в себе.
- А где эта сама в себе?
- В моем сознании.
- Так что же, Петька, выходит, твое сознание - в твоем сознании?
- Выходит так.
- Так, - сказал Чапаев и расправил усы. - А теперь слушай меня
внимательно. В каком оно находится месте?
- Не понимаю, Василий Иванович. Понятие места и есть одна из
категорий сознания, так что...
- Где это место? В каком месте находится понятие места?
- Ну, скажем, это вовсе не место. Можно сказать, что это ре...
Я осекся. Да, подумал я, вот куда он клонит. Если я воспользуюсь
словом "реальность", он снова сведет все к моим мыслям. А потом спросит,
где они находятся. Я скажу, что у меня в голове, и... Гамбит. Можно,
конечно, пуститься в цитаты, но ведь любая из систем, на которые я могу
сослаться, подумал вдруг я с удивлением, или обходит эту смысловую брешь
стороной, или затыкает ее парой сомнительных латинизмов. Да, Чапаев совсем
не прост. Конечно, есть беспроигрышный путь завершить любой спор,
классифицировав собеседника, - ничего не стоит заявить, что все, к чему он
клонит, прекрасно известно, называется так-то и так-то, а человеческая
мысль уже давно ушла вперед. Но мне стыдно было уподобляться самодовольной
курсистке, в промежутке между пистонами немного полиставшей философский
учебник. Да и к тому же не я ли сам говорил недавно Бердяеву, заведшему
пьяный разговор о греческих корнях русского коммунизма, что философию
правильнее было бы называть софоложеством?
Чапаев хмыкнул.
- А куда это вперед может уйти человеческая мысль? - спросил он.
- А? - растерянно сказал я.
- Вперед чего? Где это "впереди"?
Я решил, что по рассеянности заговорил вслух.
- Давайте, Василий Иванович, по трезвянке поговорим. Я же не философ.
Лучше выпьем.
- Был бы ты философ, - сказал Чапаев, - я б тебя выше, чем навоз в
конюшне чистить, не поставил бы. А ты у меня эскадроном командуешь. Ты ж
все-все под Лозовой понял. Чего это с тобой творится? От страха, что ли?
Или от радости?
- Не помню ничего, - сказал я, ощут

Сергей Бабкин еще тексты

Перевод Translate.vc