Будет все. Охлажденная долгим трудом Устареет досада на бестолочь жизни, Прожитой впопыхах и взахлеб. Будет дом Под сосновым холмом на Оке или Жиздре. Будут клин журавлиный на юг острием, Толчея снегопада в движении Броуна, И окрестная прелесть в сознанье моем Накануне разлуки предстанет утроена. Будет майская полночь. Осока и плес. Ненароком задетая ветка остудит Лоб жасмином. Забудется вкус черных слез. Будет все. Одного утешенья не будет, Оправданья. Наступит минута, когда Возникает вопрос, что до времени дремлет: Пробил час уходить насовсем, но куда? Инородная музыка волосы треплет. А вошедшая в обыкновение ложь Ремесла потягается разве что с астмой Духотою. Тогда ты без стука войдешь В пятистенок ночлега последнего: "Здравствуй. Узнаю тебя. Легкая воля твоя Уводила меня, словно длань кукловода, Из пределов сумятицы здешней в края Тишины. Но сегодня пора на свободу. Я любил тебя. Легкою волей твоей На тетрадных листах, озаренных неярко, Тарабарщина варварской жизни моей Обрела простоту регулярного парка. Под отрывистым ливнем лоснится скамья. В мокрой зелени тополя тенькают птахи. Что ж ты плачешь, веселая муза моя, Длинноногая девочка в грубой рубахе! Не сжимай мое сердце в горсти и прости За оскомину долгую дружбы короткой. Держит раковина океан взаперти, Но пространству тесна черепная коробка!"