Из-за дальних гор, из-за древних гор да серебряной плетью река рассекала степи скулу. Белый дрок - в костер, бересклет - в костер. Над обрывом стою - боги! Боги! Как берег крут!
Мертвой свастикой в небе орел повис. Под крылом кричат ледяные ветра. Я не вижу, но знаю - он смотрит вниз на холодный цветок моего костра.
Мир припал на брюхо, как волк в кустах. Мир почувстововал то, что я знаю с весны - что приблизилось время Огня в Небесах, что приблизился час восхождения Черной Луны!
Я когда-то был молод - так же, как ты. Я кадил Путем Солнца - так же, как ты. Я был Светом и Сутью - так же, как ты. и был Частью Потока - так же, как ты!
Но с тех пор, как Она подарила мне взор, леденящие вихри вошли в мои сны. И все чаще мне снились обрыв и костер, и мой танец в сиянии Черной Луны.
Я готов был собакой стеречь ее кров, ради счастья застыть под хозяйской рукой, ради права коснуться губами следов мне оставленных узкою, легкой стопой.
А ночами я плакал, и бил себя в грудь, чтоб не слышать, как с каждым сердечным толчком проникает все глубже, да в самую суть беспощадный, холодный осиновый кол.
Бог мой, это - не ропот: кто вправе роптать? Слабой персти ли праха рядиться с Тобой? Я хочу просто страшно, неслышно сказать - ты не дал, я не принял дороги иной.
И в этом мире мне нечего больше терять кроме мертвого чувства предельной вины - Оттого я пришел сюда петь и плясать в восходящих потоках сияния Черной Луны!
Я пришел сюда из-за дальних гор Ибо ныне я знаю, что делать с собой В шесть сторон кроплю, обхожу костер Подношу к губам горьких трав настой
Бог мой! Свастикой в небе орел повис Под крылом, крича, умирают ветра, Вот Она подходит, чтоб взять меня вниз. Чтобы влить в меня жажду рассечь себя
Я раскрыл себе грудь алмазным серпом, И подставил, бесстыдно смеясь и крича, Обнаженного сердца стучащийся ком Леденящим, невидимым черным лучам
Ведь в этом мире мне нечего больше терять кроме мертвого чувства предельной вины Мне осталось одно - это петь и плясать в затопившем Вселенную пламени Черной Луны!