Чем дальше уходила осень, чем дольше Ежик смотрел вокруг, тем удивительнее ему становилось. Лес похудел – стал тоненьким и прозрачным. И небо будто поредело – стало не таким синим, не таким густым. – Это потому, что осень, – вздохнул Медвежонок. Но Ежик и без Медвежонка знал, что это все оттого, что пришла осень. Ежик любил осень. Любил медленно бродить по шуршащей листве и удивляться, и радоваться каждому грибу. – Здравствуйте, гриб! – говорил Ежик. – Как Вы поживаете? Дальше все зависело от того, какой попадался гриб. Здоровяк-Боровик отвечал: – Замечательно! Крепок духом, здоров телом! Поганка что-то мямлила и вся изгибалась: – Да знаете, да понимаете, да я... Хитрые лисички прятали глаза и хихикали: – Погляди на него! Это – Ежик! Задумчивый Груздь басил: – Ничего, все в порядке, живем. Лукавая Волнушка искоса глядела из-под шляпы и поводила плечом. А Мухомор, весь красный, только еще сильнее краснел. – Рады стараться! – неожиданно писклявым голосом отвечал Мухомор. В сумерках Ежик любил беседовать с опятами. Сядет у пня, вокруг соберется много-много опят, сдвинут шапки на затылок и – слушают. Но приятнее всего, конечно, Ежику было беседовать с Сыроежкой. – Как Вы себя чувствуете? – улыбаясь, спрашивал Ежик. – Вы даже не представляете, как я рада Вас видеть, – отвечала Сыроежка. И Ежик, уже дома, засыпая, всегда вспоминал эту милую улыбку, с которой с ним говорила Сыроежка.