А потом вдруг хлынул такой дождь, что смыл весь снег, и будто не было ни мороза, ни солнца, ни зимы.
Потом на лес, на гору налетел ветер.
Он раскачивал высокие сосны, будто это были не сосны, качающиеся меж облаками, а тонкие прутики.
Такого ветра Ежик с Медвежонком не помнили.
На светлом небе дымом летели облака, а ветер всё дул и дул, и за полчаса высушил весь лес.
Ежик с Медвежонком сидели по своим домам.
Заяц забился в зимнюю нору под летним домом.
Белка спряталась в самый дальний угол дупла.
А Хомячок завалил дверь сундуком, табуреткой, шкафом, потому что дверь скрипела, качалась и вот-вот, как ему казалось, слетит с петель и улетит незнамо куда.
Лес стонал, охал, вздрагивал; тонкие осинки звенели; еловые крепкие шишки стучали по земле; а ветер все дул, не стихая, и к вечеру выдул в лесу длинную узкую тёмную дыру и дудел в неё, как в трубу, на широкой басовой ноте.
«У! У! У!» — выл лес.
Потихоньку все привыкли к этому вою, и каждый у себя дома стал подбирать мелодию.
— У-у! — пел Медвежонок.
— У-у-у! — за горой, в своем доме, тянул Ёжик.
— У-у, у-у! — пищал Хомячок.
— Уй, уй! — верещал 3аяц.
А Белка взяла деревянные ложки и деревянными ложками стала бить в таз.
— Бу-бу-бу! Бу-бу-бу! — бубнила Белка.
Проспав день, к ночи проснулся Филин.
«Что за Филин прилетел в лес? — проворчал он. — Вон как ухает!»
Но только высунул клюв, как ветер затолкал его обратно.
— Ух! Ух! Я — Филин! Я — тоже Филин! — заухал в щёлочку Филин.
Но ветер не выпустил его из дома.
А тучи летели, сосны гудели, шишки падали.
Скоро стемнело совсем.
И тонкому молодому месяцу, скользящему меж облаками, лес, наверное, казался огромным серым волком, лежащим под горою и воющим на луну.