На кудыкину гору мы летели как с похода домой, По камням да ручьям, не боясь ни синяков ни зверья. На кудыкину гору семь по семь сотен вёрст по прямой, Да по прямой-то никак: всё овраги да полынья.
Всё рвы да швы, клочья да заплаты, Мы в силках как в шелках, кругом капканы да вулканов кан-кан, И рукой бы подать, да кто подаст? Каподастром зажаты, Ждём от бога зарплаты, а он мозолями нам бьёт по рукам.
На кудыкину гору путь не прост, ну а кроме куда? Умываясь в снегу на ходу едим вершки-корешки. Старый дуб, лукоморы под ним, трёпаных ворон шальная орда, Да топор если что, вот и все мои дружки-корешки.
Вот те бог, вот те чёрт, а хоть убей, да оне с виду похожи. Только чёрт разберёт, где тут друг, где товарищ, где брат. Так, глядишь, и дойдём, до кудыкиной горы до подножья, А вершина - гори Арарат, сто карат во сто крат.
А Змей Горыныч не спит, он верхушку стережёт-бережёт, Как трёхглавый орёл, ошалевший от ландшафта вокруг. Ты его прикорми, да брат с братом раздели кислород И давай, рви вперёд, да смотри-ка не споткнись на ветру.
Ведь репей тут такой, сплошняком из терновых венцов, Да и лёд тут литой, лёг плитой, и альпеншток не берёт. Был бы порох в кострах, да только прах, и всё не видно концов, А из страховки лишь страх, что коль не ты, то уж никто не дойдёт
На кудыкину гору, где твоя песня разнесётся окрест, На почтовых облаках разлетится по годам-городам. Ты из старого грифа напоследок сколотил себе крест, И горячая кровь с ладоней ладаном течёт по ладам