В кромешной тьме на каменном полу Шагами отмеряю дни, недели. На ощупь кружку нахожу в углу, – Соленая вода не утоляет жажды.
Что я скажу тебе, Мария-Анна, Когда меня ты призовешь однажды?
Со ржавым скрипом отворилась дверь, И белый зверь в глаза мои вцепился. Не закричу, не потеряю память. Спасибо, добрый стражник, что, глумясь, К моим больным глазам поднес ты факел: Я так мечтал вблизи увидеть пламя!
Гудят шаги по гулким коридорам. Что я скажу тебе, Мария-Анна?
Я так скажу тебе, Мария-Анна: Твое величество, Мария-Анна! Не стану льстить и не открою тайну, А повторю, что всем давно известно: На свете нет прекрасней королевы, И справедливей королевы нет.
Все острова, моря и океаны Давно твой суд покорные признали, И молча слушают тебя владыки, И принимают старцы твой совет. А я злодей – чье место на галерах, Всего лишь на изгнанье осужденный, – Пришел к тебе просить, Мария-Анна, Не справедливости, а милосердья.
Что суждено услышать мне в ответ?
Твои глаза, Мария-Анна! А стражник бьет железной рукавицей: Он прав, я должен преклонить колени. Но я забыл, как преклонять колени. Твои глаза, Мария-Анна! Ты смотришь на меня, Мария-Анна, Движеньем пальца отсылаешь стражу, И мы с тобой – одни, наедине, И только длинный-длинный между нами Твой тронный зал. И ты сидишь на троне. Что я скажу тебе, Мария-Анна?
– Твое величество, Мария-Анна! На свете нет прекрасней королевы, И справедливей нет, и беспощадней. А я – злодей, чье место на галерах, – Я умоляю: будь несправедлива! О милости прошу, о милосердье: Не отправляй преступника в изгнанье, Убей меня, моя Мария-Анна!
Коснись меня своей рукой холодной – Не закричу, не упаду от боли. Я сам возьму твои святые пальцы И осторожно уложу на горле И перед смертью прошепчу: \"Спасибо\". Мария-Анна, будь несправедлива!