Высушу слезу и вам о жизни расскажу, Как приходится мне жутко, как противен этот шум Обывателей, что пошлости твердят всё без стыда. Это мой поэтов долг, у меня совесть есть одна.
Мыслям тесно, мыслям душно В теле бренном, прут наружу. Объяснять вам толку нет: Я не пидор, я поэт.
Снова промах, снова я был ослеплен любовью. Чувствовал я стариком себя, но с ней, казалось, столь юн. Сам придумал ей черты, слепил из вожделений. Оказался мудаком, я - вождь оленей.
Зато про любовь я грустный рэп сваял еще один. Пофилософствовал и надавал пару пощечин Обществу, засохшему для чувств высоких, и Я парю над серой массой словно сокол, они – тли.
Но закрыт мне доступ навсегда к сердцам, бытом огрубленным. Не понять вовек моих страданий этой публике. Силой мне не запихнуть сентенции в их лбы. С ними рядом мысль высохнет и превратится в пыль.
Высушу слезу и вам о жизни расскажу, Как приходится мне жутко, как противен этот шум Обывателей, что пошлости твердят всё без стыда. Это мой поэтов долг, у меня совесть есть одна.
Мыслям тесно, мыслям душно В теле бренном, прут наружу. Объяснять вам толку нет: Я не пидор, я поэт.
В каждой кляксе на бумаге крик разительный, Пожирающий мое нутро, как будто паразит. Ведь вы Не в силах проникнуться своей душой копченой, Как необходимы для очистки нам сеансы боли.
Измеряю время исключительно в актах страдания. Мещане удивленно вопрошают, мол не зря ли я Тащу себя по жизни аскетически – отнюдь, и Мне претит любая ценность, что возносите вы, люди.
Мне бы выкарабкаться из этой грязной гущи, В бесконечности бы растворить свою самую сущность. Обессилить физику свою, оставить на гниенье Стыжусь, ведь это столь по-обывательски быть в теле.
Высушу слезу и вам о жизни расскажу, Как приходится мне жутко, как противен этот шум Обывателей, что пошлости твердят всё без стыда. Это мой поэтов долг, у меня совесть есть одна.
Мыслям тесно, мыслям душно В теле бренном, прут наружу. Объяснять вам толку нет: Я не пидор, я поэт.