в постели кронштадтской площади я запишу первую строчку на сто сорок втором ночью по позвоночнику от витрин, где чай. и до копчика проберусь. и зодчего delos melos распнут как перес-реверте корсо.
талант, который я променял на выпивку, и только б не вытолкнули ночью в холод, и спать в лифте. ты - в лифе, а я в лимфе растворяю охоту крепкую и анальгин. написав книгу, я ее не выменяю ни на все украины, ни на третий рим.
черпая вдохновение из диалогов в контакте, я бы подарки все выменял на амфетамин, кроме ее картин над которыми мы смеялись, и в нелепости мин этих зверей вроде бы было что-то невинное, вне потерь ты даже не чувствуешь себя живым.
не наступив на гвоздь, не признаешь ног, как если бы был одной из них. и если в их венах течет вино, то в моей течет стих. а не все ли равно, кто больше читал, больше жил, больше пел? и от перемен в пятом классе до перемен масок, личность покрылась язвой. как неясны красности оттенков заката и яств на пиру, я издал инкунабулу не нужную никому.
все друзья - это просто стимул, чтобы не прорасти. гриб, плесень. стена - не снести ее. только добрые вещи, только твое имя такими же пишется линиями. мне сложно все объяснить - это не стимул расти, не вставать с кровати, даже не здрасте, я как могу справляюсь с апатией - ты - вряд ли.
крепко приварен к кровати, а под платьями ходят такие тела, что на пять, и каждая пятая - блядь. Я на это надеюсь. вера - это болезнь, не вставай - продолжай спать в постели кронштадтской площади я остаюсь жить и отказываюсь дальше писать.