Есть в военном приказе такие слова, На которые только в тяжелом бою, да и то не всегда, Получает права командир, подымающий роту свою.
Год двадцатый. Коней одичалых галоп. Перекоп. Эшелоны. Тифозная тьма. Интервентская пуля, летящая в лоб, И не встать под обстрелом, сводящим с ума.
Полк шинели на проволоку побросал, Но стучит над шинельным сукном пулемёт. И тогда еле слышно сказал комиссар; "Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!"
Летним утром граната упала в траву, В приграничном селе покачнулись дома, "Мессершмитты" плеснули огонь в синеву, И не встать под обстрелом, сводящим с ума.
И над взорванной Волгой из мёртвых квартир В Сталинграде без роздыха бил пулемёт. И тогда еле слышно сказал командир: "Коммунисты, вперёд! Коммунисты, вперёд!"
Есть в военном приказе такие слова, Но они не подвластны уставам войны, Есть - превыше устава - такие права, Что не всем получившим оружье даны.
Под февральскими тучами ветер и снег, Но железом нестынущим пахнет земля. Приближается день, продолжается век. Индевеют штыки в караулах Кремля.
Повсеместно, где скрещены трассы свинца, Или там, где кипенье великих работ, Сквозь века, на века, навсегда, до конца: "Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!"