Поезд ушёл и оставил меня на платформе. Ницце, нельзя сказать что бы мы были в норме. Снежный буран, первый снег на запястьях И никто не поверит, что проблески счастья Захлестнули нас в этом сорокоградусном шторме.
После я долго ехал в какие-то гости. К какому-то Коле я даже не чувствовал злости. Рельсы мне пели мелодию поиска. Как мне найти, ну а главное - что искать? Словно в сентиментальном романе Джейн Остин.
Мент проходил, обнаружив меня в вагоне. Спросил о прописке и даже о телефоне. Тихий, уставший, ему бы хоть толику Наших с тобою крестиков-ноликов. Он долго твердил о порядке и о законе.
Я был не занят и мог бы пойти в обезьянник, Но пусть там сидят Костя Мишин и Викотор Кульганек. И я стал невидимкой, выпил четушку И полез по деревьям, ломая верхушки Всё выше над толпами ленок, и юлик, и анек.
Обречённые чувства так хороши на бумаге, В них не верят ни чародеи, ни древние маги. Но мы были здесь, хоть и были недолго, И пусть в этом нету ни проку ни толку. Наши портреты не продают в "Рок-зигзаге".
И вот время проходит - я снова стою на вокзале. Судьбы скрестились двумя клинками из стали. Эта сталь беззащитна, как когти мангуста, Попавшего в нём обречённого чувства. Реки любви впадают в реки печали.
Реки любви и печали великие реки. Рядом людишки уныло грызут чебуреки, Но ангел в снегу разгоняет торговлю, Снег омывает нас болею кровью И ничего не бывает навеки.
Обречённые чувства так хороши на бумаге, Их обрывки взлетают над бездной, как белые флаги. Но мы были здесь, хоть и были недолго, И пусть в этом нету ни проку ни толку. Наши портреты не продают в "Рок-зигзаге".