Приходило утро, город был наг и пуст. Леденели капли морской воды. Надо мной читали сорокоуст, только он не отвёл беды.
Приходило трое земных волхвов, убегали в ужасе прочь волхвы, говорили: «девка, дурная кровь», говорили: «выбрось из головы». Приходили дни, оставалась блажь, приходили люди, к кому, зачем, говорили: «этот, прости, не наш». Леденели капельки на плече. «Красота не вечна, чего ты ждёшь, ты такого сыщешь на чёрта с два», но в густой крови леденеет дождь, распадается на слова.
Приходили ведьмы, звенела медь, закипала брага на дне котла, вот бы выйти в поле да умереть… И не вспомнится, что была.
Приходил охотник, принёс ружьё, говорил, оставит до четверга, говорил: «вот имя тебе моё, им открестишься от врага», только то - не враг, то – белейший снег, то – святые воды Ильмень-озёр. Мне не нужен, Господи, человек – дикий зверь в лесу замедляет бег и глядит на меня в упор.
Говорит: «останься на два часа, отвезу до города на спине». Дома - гулкие голоса, да забудешься ли во сне? Капли пота на простыне.
Вижу зверя, слышу вороний грай, лай борзых собак бередит чутьё, говорю: «пожалуйста, убегай», говорю: «вот имя тебе моё», только пуля сильнее любых имён да лицо моё, что белейший лён.
Говорит: «пожалуйста, мне поверь», а в глазах частят языки огня. Разрывная пуля летит, звеня. Одержимый зверем страшней, чем зверь, и стреляют они в меня.
Убегает зверь, прорывая ряд – как бы ни было, надо кормить зверят. А в глазах моих закипает яд – прямо в спину пришёлся последний выстрел.