Тихо кругом, во всем мире ни звука, Стрелки застыли на часах в гостиной И в комнате грустной, пустой и пыльной Больше не будет ни скрипа, ни стука. Из крана вода не капает в ванной, Мир за окном, как из черной бумаги, Черной, как будто сожженной бумаги, Пепел нам станет небесною манной. Не кричат за окном дети, играя, Ветер затих, и не шепчутся клены, Старых деревьев не слышу я стоны, Лишь тишина без конца и без края.
Сердце! Стук сердца я больше не слышу, Пусто в груди, я дышать перестала. Может для смерти и этого мало? Но ведь под полом же умерли мыши. Скрючившись в норках, они не скребутся. На подоконнике мертвые мухи, Рядом со мной лишь печальные духи, Слезы из глаз моих больше не льются. Кровь по стене, с потолка и повсюду! В зеркале вижу свое отраженье, В зеркале вместо меня привиденье, Но удивляться уже я не буду. Призрак безумия в двери стучится, Кровь извергают открытые краны. Кровь! Словно в небе открылись вдруг раны! Кровь! Словно в небе расстреляны птицы! Улица встретит меня тишиною, Странной, пугающей, но долгожданной, Очень давно и безумно желанной, Вечно она теперь будет со мною.
Пусто на грязных скамеечках в парке, И обхожу я кровавые лужи. Я улыбаюсь: никто мне не нужен, Падают в грязь все воздушные замки. Зловеще чернеют пустые глазницы Окон, и никто в них не выглянет больше. Все стало вокруг как-то меньше и тоньше, Деревья похожи теперь на ресницы. К спине липнут волосы, ног я не чую, Скамейка. С трудом не нее опуститься Пытаюсь, мелькают какие-то лица, И руку пытаюсь поднять как чужую. Себя я не чую, становится прахом Все тело мое, рассыпаясь на части. Оно, наконец, в разрушения власти, Но мне хорошо, не объята я страхом. Мой прах, колыхаясь, плывет в глубь аллеи, Он будет носиться в холодном пространстве Свиваясь и корчась, как в бешеном танце, Мой прах устремляется весь в глубь аллеи. Остатки сознания, жалкие искры… Но я ухожу, ведь ушли остальные, Во тьме где-то бродят их души слепые… Я просто уйду, моя смерть будет быстрой…