Колокол башлачёвский звонит к заутрене звоном, что я могу ощутить рукой. Мне уже стало сниться, как я звоню тебе, и трубку поднимает кто-то другой.
Звон колокольный не отгоняет беды - подумаешь, где-то в тайге не растает лед. Мне уже стало сниться, что я к тебе еду, и поезд вдруг превращается в самолет.
Это не тот малиновый звон по улицам двух лихоимцев, схлестнувшихся на мечах. Мне уже стало сниться что мы целуемся, и я превращаюсь в нее - ты не замеча........
Я по тебе дрожу в музыкальном фриссоне*, слушая голос лет, прожитых без меня. Мне уже стало сниться, что ты приснился мне. Вокруг - старообрядческая грызня!
Колокол башлачёвский стал колокольчиком в ручке у восседающей на плечах маленькой девочки, которой ужасно хочется выбить ногой в экране горящий чат
и впрыгнуть к тебе, как будто бы все по прежнему, и в шутку тебя отталкиваю - не трожь! Мне уже стало сниться, что брови Брежнева - это и есть та Сэлинджерская рожь!
Маленький колокольчик был лишь прелюдией - чтоб ни единственной ноты не звякать зря... Мне уже стало сниться, что я люблю тебя, и сплю я, наверно, с надцатого мартобря.
Я хочу тебя. Видеть. Внимать. Разговаривать. Приготовить на завтрак и ужин еду. Обмотаться вечерним бессолнечным маревом. В прошлом, этом и будущем даже году!
Сочинить тебе строчек из черного цвета, кофешопных свиданий и контура звезд, для тебя стать и Ветхим, и Новым заветом, чтобы ты прочитал и вчитался всерьез. Я хочу, чтобы небо нас соединяло в фейерверк долгожданных, немыслимых встреч. Разделить с тобой хлеб, пресс-релиз, одеяло, обратиться в прямую текущую речь.
Я хочу, чтобы ты овладел мной свободно, как на всех языках говорит полиглот. Жаль, что девушки в армии непригодны, а не то за тебя бы сто тыщ полегло. Я хочу... Превращается в сочную мякоть моя семка из гопницкого кулька. Я хочу о тебе говорить, петь и плакать, древнеримским оратором речи толкать!
Я хочу целоваться с тобой, как впервые! Если помнишь. Гостиница. Белая дверь. Кресло, пол, потолок, и почти как живые наши призраки страсти в тот номер потерь ежедневно заходят. И там продолжают свой по душам, понятный лишь им разговор.
Я хочу для тебя быть большая-большая, чтобы ярче меня не нашел никого! Я хочу добежать, ног усталых не чуя, до тебя, как буддисты уходят в Тибет! Этот стих нескончаем. И все же хочу я завершить его, чтобы отправить тебе!