Кружась все шире в ветренной спирали, Сапсан услышит властный зов едва ли. Все рушится; не держит середина, Анархия — в миру; и, как лавина, Безудержен прилив кровавотемный, И чистота повсюду захлебнулась.
В безверии всё лучшее, и в страстном Всё худшее трепещет напряженье.
Конечно, откровенье недалёко; Пришествие Второе — недалёко. Пришествие! Едва лишь это слово Произнеслось, как необъятный образ, Рожденный Людским Духом, взор встревожил: В пустыне — львинотелая фигура, С обличьем человеческим, со взглядом Пустым, безжалостным, как солнце, водит Медлительными бедрами; вокруг Неё мелькают тени злобных птиц.
И снова тьма. Но мне теперь известно, Что двадцать в дрёме каменной столетий Превращены в кошмар у колыбели; И что за страшный зверь, чей час уж пробил, Влачится к Вифлеему быть рожденным?