В островах охотыник цельный день гулявает, Яму счастья не-ету—эх, сам себе ругавает. Как яму бы-ы-ыть, счастье заслужить, заслужить? Нельзя быть яму весё-яламу, что зверь не бяжить. Поехал охотыник на быстрыя во-ёды, Где гуляла рыпыка при ясной пого-ёде. Там на брягу да вздумал отдохнуть, да уснуть, Охота да ну сорва-ялась, гончих слышно чуть. Охотник не медылил, на коня садиелся, Зверя с любопытыством он поймать ловчилыся. Бросился в лес, да в лес по тропиныке-дорожке, Где спала-я ну красаявица на мягкой траве. Щёчки у ней аялы, слезами улиты, Груди у ней нежены, цветами увиты (укрыты). Он увидал, упал, задрожал, да устал. «Венера-й ану красавица», тихонько сказал. Венера проснулась, охотничка видить, Молодой охотник, чем хотишь обидить. Эх, ты злодей, требуешь того ли, да сяво, А я не зверь и не лисица, сам видишь я хто. Мы лисиц видали, мы зверей стреляли, А таких красавиц в редкостях встречали. Тут злодей пробил барабан, барабан Поедем, красавица, в лагерь ночавать. Красавица садилась на коня несмело, Приехали в лагерь, словно онемела. Цельный день не говорила речи, Пришла пора-времячко, на постелю лечь. Красавица сказала: «Я в твоих рукаявах, Бяри мяне шмело, ах, ах, ах, ах, ах, ах, ах!» Эх, ты злодей, что ж ты натворил, начудил? Сямнадцать лет она хранилася, а ты нарушил.