В стране Ксанад благословенной Дворец построил Кубла Хан, Где Альф бежит, поток священный, Сквозь мглу пещер гигантских, пенный, Впадает в сонный океан.
На десять миль оградой стен и башен Оазис плодородный окружён, Садами и ручьями он украшен. В нем фимиам цветы струят сквозь сон, И древний лес, роскошен и печален, Блистает там воздушностью прогалин.
Но между кедров, полных тишиной, Расщелина по склону ниспадала. О, никогда под бледною луной Так пышен не был тот уют лесной, Где женщина о демоне рыдала. Пленительное место! Из него, В кипенье беспрерывного волненья, Земля, как бы не в силах своего Сдержать неумолимого мученья, Роняла вниз обломки, точно звенья Тяжёлой цепи: между этих скал, Где камень с камнем бешено плясал, Рождалося внезапное теченье, Поток священный быстро воды мчал, И на пять миль, изгибами излучин, Поток бежал, пронзив лесной туман, И вдруг, как бы усилием замучен, Сквозь мглу пещер, где мрак от влаги звучен, В безжизненный впадал он океан. И из пещер, где человек не мерял Ни призрачный объем, ни глубину, Рождались крики: вняв им, Кубла верил, Что возвещают праотцы войну.
И тень чертогов наслажденья Плыла по глади влажных сфер, И стройный гул вставал от пенья, И странно-слитен был размер В напеве влаги и пещер. Какое странное виденье — Дворец любви и наслажденья Меж вечных льдов и влажных сфер.
Стройно-звучные напевы Раз услышал я во сне, Абиссинской нежной девы, Певшей в ясной тишине, Под созвучья гуслей сонных, Многопевных, многозвонных, Ливших зов струны к струне. О, когда б я вспомнил взоры Девы, певшей мне во сне О Горе святой Аборы, Дух мой вспыхнул бы в огне, Все возможно было б мне. В полнозвучные размеры Заключить тогда б я мог Эти льдистые пещеры, Этот солнечный чертог.
Их все бы ясно увидали Над зыбью, полной звонов, дали, И крик пронесся б, как гроза: Сюда, скорей сюда, глядите, О, как горят его глаза! Пред песнопевцем взор склоните, И этой грёзы слыша звон, Сомкнёмся тесным хороводом, Затем что он воскормлен мёдом И млеком рая напоен!