Муж Веры верил в Верину верность. Вера вертела им как хотела - вертихвостка, вертушка, сплошная манерность, - Вера и сама верила в то, что умела верёвочкой виться в мужниных пальцах; вертеться веретеном; рспяливаться, как в пяльцах, бери, мол, вышивай по мне крестиком или гладью; для тебя буду девственницей; буду блядью; буду ветреницей, буду, буду... Выпивай, меня как вино, наливай в любую посуду, Все равно лишь пригубишь... Такую паскуду Верин муж верящий в ее святость, и ее светлость, обожал и любил, целовал ее каждый пальчик. А Веру каждый день с работы встречал мальчик, пытающийся преодолеть свою детскость. Познавая ее как вселенную, побеждал свою какую-то фобию. Он торопливо тянул ее, приобнимая за плечи, торопясь успеть до того, как наступит вечер, на старый чердак, где продавленый пыльный диван Вера прикрыла пледом, принесенным из дома. И уже на ступенях подьездных ее настигала истома, и она срывала с него одежду, и скользила узкой ладонью между мальчиковых упругих бедер, и теребила его набухшие чресла, и называла это любовью, и верила, что поступает честно. И хотя, то, как она отдавалась, ей было знакомо, Вера называла чердак своим настоящим домом. Пока неутомимый Мальчик кончал пятый раз за час, Неистово целовала его, считая, что эти поцелуи, до укусов и в кровь, и есть божий дар, истинная любовь. И потом, торопливо приводила в порядок одежду, и спешила к лестнице, но где то между пятым и шестым этажом, за лифтом, чувствовала, как набухают соски под лифом, и замирала в ужасе от голосов соседок, когда он овладевал ею напоследок.
Вере спуститься до второго этажа — три шага, и она дома, и пока муж еще не пришел с работы, верящий в Верность Веры, она до рвоты, чистила зубы, и мылась в душе, чтобы смыть с себя запах Мальчика, (загадка — женские души) и массировала следы поцелуев пальчиком, и торопилась на кухню: до прихода мужа надо успеть приготовить ужин.
А Мальчик в это время звонил своей девушке Наде, надеясь что она не подгадит, потому что вот уже, через месяц свадьба, и Надя, как надеется мальчик, подарит ему свое самое дорогое, то о чем мечтает он, как мужчина, чтобы гордится потом перед друзьями, хотя главная, настоящая причина не в этом, просто, надо знать: (между нами) Мальчик должен быть на все сто уверен, что кроме него никто не входил в эти двери. И Надюша оберегаема и любима, потому как Вера неутомима. И все то, что могло бы стать причиной риска быть обманутым, Верочка-киска, сама не ведая и не зная, отдает ему, помогая, терпеливо ждать первой брачной ночи. До неё — ни-ни. Засов заперт и прочен. И мальчик торопится к своей невесте, чтобы провести его усталым, но с нею вместе.
У Надюши хвост, не зачет в семестре. И Надюша — мальчикова надежда, дожидается перерыва между лекциями, и несется, чтобы застать на месте педагога, преподающего им эстетику, и находит его в маленьком кабинетике, и путано объясняет ему о причине пропусков, о больном отце, и краснеет, естественно, и бурчит о том, что впредь будет ответственна. Профессор, еще молодой и приятный, говорит, чтобы она не понимала его превратно. Здесь, так тесно, - говорит он ей, - садись на коленки. Ах, какие губы у тебя, как с варенья пенки. С какого? Малинового. Что за шум на лестнице? Не войдут, не бойся. Что? Надюша — девственница? Скоро свадьба, и жених на нее надеется? Он не тронет, только Наденька пусть разденется... Говорю тебе, никто не войдет! У Надюши пухлый вишневый рот... Да, конечно, зачет. И зачет в зачет. Можно ли еще? Да, профессор ждет. Никакой мальчик, никакая радость... верность — миф, а надежда — ересь. Тише, тише Наденька, все на месте. Изнывает Наденька. Профессор — прелесть, Непорочной быть мальчиковой то невесте.
Поддернув брюки, застегнув ширинку, профессор садится в свою машинку. Эти студентки, такие шалуньи,