Когда снова волны окрасились в синь И шторм унесла с собой даль, Он на драккаре остался один Старый, измученный скальд. И те, кто песни пел его вместе с ним, Кто грабил, гулял с ним и пил, Отдали голодному морю тела, Один он, лишь небо и льды.
И долго куда-то смотрели глаза, Стремясь отыскать свою смерть, На доски шершавые пала роса, Луна начинала ржаветь. И вместе с рассветною дымкой зари, Сквозь ночи бездонную пасть, Раздался в тумане плеск вёсел вдали И смерть убрала свою снасть.
Когда из степей, шеломом Дона испив, Вернулся с дружиною князь, Никто поводья не принял у них И их не спешили обнять. Лишь граял вечер багрового дня Над мёртвыми празднуя пир, И те, кто вернулся с победой домой Пришли, чтобы сложить костры.
Но справлена тризна, не выход – слеза, Есть слово сладкое – месть, Полночи ладья на вёслах шла, Ладони изодраны в плеть. И вместе с рассветною дымкой зари, Сквозь льды и зазубрины скал, Раздался в тумане плеск вёсел вдали: Дружина взошла на драккар.
И долго стояли, в глаза молча глядя, Кому так стремились отмстить, Но сердцу стало не нужно меча – Меч не приемлет слепых. И не услышав не слова в ответ На хриплый незрячий вопрос, Скальд взял аккорд и начал петь Под взгляды прощальные звёзд.
И песня лилась на чужом языке, И был непривычен мотив, Но вторило ей, из-под корки в душе Пламя Сварожье в груди. И лишь воскресшего солнца лучи Оплавили фьордов прибой, Так и не выпачкав алым мечи, Ладья возвращалась домой.