Так всегда и бывает, когда тридцать восемь, и жар не спадает четвертые сутки подряд - отвечай на вопросы судьбы, не теряй чувства такта, узлы и закрутки развязывать поздно, и только одно в голове канареечно-желтый кирпич, впереди - изумрудные башни, вокруг никого.
А я помню дорогу в Аркадию - детская книжка, проветренный дом, я болею, и в школу не надо, и горло болит, и глотаю с трудом. Я лежу на диване, а девочка вдаль убегает, по желтым стуча кирпичам каблучками красивых серебряных башмачков...
Было много, так много всего накопилось, а не за что взяться - пустая рука, ты куда, дорогой? - никуда, в никуда, я не слышу, зовут, в голубых облаках кислородной палатки дыши минеральной водой, превратившейся в пар под воздействием жара, - четыре стихии и все заодно.
А я помню дорогу в Аркадию - на восьмом этаже пролегала она, из окна - позывными, как радио, - волна саксофона и клавиш волна, я туда приходила, и ставили чайник, и джаз начинался, сияли глаза, плыл корабль на закат, где матросская тишина.
Что же, друг, как же это, опять тридцать восемь, и в этом году, и уже навсегда. Ты, наверное, гений, но очень нелепый, да все тут нелепые, просто беда, под нелепой звездою рожденные, ждем не дождемся, что Элли прорвется, за всех доберется в какой-то Канзас,я не знаю куда.
Я же вижу дорогу в Аркадию - желтая метка мелькает в траве. Мы стоим посреди автострады, но с венком одуванчиков на голове, облетают лысеющим пухом, машины несутся, в кармане зеленое стеклышко - глянь, это солнце встает.
Мы глядим на зеленое солнце, горят изумруды Аркадии, Я надеюсь, Канзас - это просто плохой перевод