Наша королева - ведьма! ведьма! Я точно говорю вам - ведьма! ведьма! Она бегает на кладбище по ночам, Наша королева-ведьма.
Она никому не может сказать ни слова. Как бы ей ни хотелось - не может сказать ни слова. Она только плачет, когда уж слишком херово. А после пойдет умоется - и по новой. Она молчит и прячет руки под фартук. Прячет руки под грубый холщовый фартук. Руки в мозолях, ссадинах и ожогах, Руки королевы, нашей королевы.
А на кладбище тихо, на кладбище страшно, Ламии-ведьмы сидят на могилах, Роют свежую землю стальными когтями. Рвут мертвецов - пожирают смердящее брашно, Гул колокольный плывет темно и уныло. У нее земля под ногтями!
Наша королева - ведьма! ведьма! Я точно говорю вам - ведьма! ведьма! Она бегает на кладбище по ночам, Наша королева-ведьма.
Она постоянно сучит какие-то нитки. Цвета болота, грубые жесткие нитки, Руки ее в волдырях и ссадинах жутких, Но она продолжает сучить сатанинские нитки. А наш король этой сукой совсем околдован, Он почти обезумел, кастрирован и околдован. Упаси кого Бог сказать про нее хоть слово, Про нашу королеву, нашу королеву.
А она ему улыбается сладко, И сети колдовки становятся злее, И король во всем подчиняется твари лживой. А она по ночам из дворца выходит украдкой И бежит на кладбище по дворцовым аллеям, А на кладбище рвет крапиву Наша королева - ведьма! ведьма! Я точно говорю вам - ведьма! ведьма! Она бегает на кладбище по ночам, Наша королева-ведьма.
Она никому не скажет ни слова, Она молчит и прячет руки под фартук, Она постоянно сучит какую-то нить, У окна ее бьются огромные птицы. Но на главной площади костер разложен, И утром ее увезут на телеге, Чтобы наконец-то казнить Нашу королева - ведьму! ведьму! Я точно говорю вам - ведьму! ведьму! Ту, что бегала на кладбище по ночам, Нашу королеву-ведьму.