Когда все начиналось — было все нехитро, новехонькие крылья, в каждом — белое перо, и лучшая бумага расстилается — пиши не хочу. Кругом такая залежь золотого словца, синие дороги, алмазная пыльца забивается в смазку. Расскажи об этом врачу.
Лети — не зевай, пошла такая пурга, что ничего не видно в пятнадцати шагах, ты, собственно, нетвердо знаешь даже как тебя зовут. И это ничего, и это даже хорошо, покуда пресловутый алмазный порошок не вырубит тебя в теченье трех паршивых минут.
Этот путь ведет в никуда, идет не туда, моя дорога из соли и льда, этот путь, где ты никогда не встретишься с тем, что реально хотелось бы видеть собой.
И ведь предупреждали все, кто шел в те края: там нечего искать, там просто — мама моя! Там люди не живут, там слишком солоно для теплых людей. Но каждый божий день каждый божеский год отправляется новый крестовый поход дураков и дур, которым ежели не там, так нигде.
Ты выбираешь себе участь и входишь в азарт, ты, возможно, знаешь лучше, где тропа в вишневый сад, ты глотаешь наживку, и однажды наступает момент: любая сволочь может тыкнуть и поставить на вид. Они так любят Гленду, пока Гленда молчит, а если ты молчишь — неважно, гленда ты или блендамед.
Да ладно, ну их к черту, беда-лебеда, мне не выйти отсюда, я уже навсегда поселилась на этих сверкающих солончаках. Я слишком много знаю, чтобы просто не быть. Я слишком мало знаю, чтобы волком не выть. Возможно, в следующей жизни буду умнее. Но ах.