Мы идем вдоль стены. На лозе сухощавой и тонкой виноградные грозди нависли над каменной кладкой. Мне сказала лиса, отвернувшись и глядя на камни: --- Он зеленый и кислый, не трожь. Только дразнит напрасно. Не зеленый, лисица, не видишь ли разве, сестренка? Темным царственным пурпуром налиты тяжкие грозди. Или шутишь со мною? Да шутка твоя не смешна мне -- я сама не слепая: зеленый не спутаю с красным.
Протянула я руку, упругие гроздья срывая, тяжелы -- не удержишь, пронизаны солнцем -- прогреты. В винных ягодах крупных за кожицей скрытая пыльной, освежая язык, потайная таится прохлада. Угощаю лису -- не берет и косится недобро: Де, зачем человеку лисицыны слушать советы? Только все человеки попятным раскаяньем сильны. Ты не трогала б лучше чужого того винограда.
Нетерпенье да глупость -- извечно черты человечьи. Для тебя он навеки пребудет зеленым и терпким. Не вкуси ты его, дошагай до скончания камня -- там бы ждали тебя и айва, и янтарная слива. Я потом поняла, что лисицыны значили речи. Молча горе терплю. Но упорней упорного кремня вызревает во мне: не вкуси я того винограда, не была бы вовеки столь горько и терпко счастливой.