А когда я стану пищей для ночных мотыльков, В волосах моих попрячутся лесные огни, Я оставлю свою плоть на перекрестке веков И свободною душой пошляюсь вдоволь по ним.
На холмах лиловый вереск не укроет меня, А в синий омут головой я и сама не уйду, Не возьмет меня земля, не удостоюсь огня. Впрочем, это безразлично — как я не пропаду.
И не свита та петля, чтобы меня удержать, И серебряная ложка в пулю не отлита, От крови моей ржавеет сталь любого ножа, Ни одна меня во гробе не удержит плита.
А когда истает плоть моя теплом в декабре — В чье спеленутое тело дух мой в марте войдет? Ты по смеху отличи меня в соседнем дворе, И к тебе с моей усмешкой кто-нибудь подойдет.
И не бойся, и не плачь, я ненадолго умру. Ибо дух мой много старше, чем сознанье и плоть. Я — сиреневое пламя, я — струна на ветру. Я — Господень скоморох, и меня любит Господь.
А когда я стану пищей для ночных мотыльков, А когда я стану пристанью болотных огней, Hазови меня, приду на твой немолкнущий зов, Hе отринь меня, поелику ты тех же кровей.