Наш мельник сидит у ворот. Клабустер, клабастер, Клабум! Работник из дома идет. Клабустер, клабастер, Клабум! Танцует, играет, безумствует, вьётся метелица, Шварцвальд покрывается снегом холодным и яростным, Но мелет в мороз и пургу Козельбрухская мельница, Молчат деревенские, смотрит опасливо староста. А мельница мелет, и мелет, и мелет, Снуют подмастерья, таскают мешки, Ни знает вода ни мороза, ни мели, Толкая жернов, лёд дробит на куски. И Мастер молчит, он не знает отказа: Ведь каждое слово — бесспорный закон, И бархатом чёрным глаз правый повязан, А в левом пылает холодный огонь. И только когда наступает усталая пятница, Слетаются чёрные вороны в комнату Мастера, И мастер за труд с подмастерьями лихо расплатится, Читая им белые строки из чёрного кляссера. А мельница мелет декабрьской ночью, Луна поливает Шварцвальд серебром, Приедет Хозяин — сегодня уж точно, На шляпе сверкнув петушиным пером. И Мастер, склонясь перед ада владыкой, Таскает мешки, как простой ученик, Не видно под шляпой сурового лика, Известного всем из магических книг. Давай, вертись-вертись-вертись-вертись, колесо! Давай, крути-крути-крути-крути жернова! Давай, дави-дави-дави на чаши весов, Я слышу голос издалека, мальчишка Крабат! Он весел, красою цветет, Клабустер, клабастер, Клабум! А мельник и зол и угрюм! Клабустер, клабастер, Клабум! Гуляют на Пасху девицы по узеньким улицам, Волшебные песни поют голосами прелестными, А если какой-нибудь пьяный случайно к ним сунется, То будет, конечно, нещадно отлуплен невестами. А мельница мелет весеннюю слякоть, Поют подмастерья «клабастер-клабум», Певунья, не смей, златовласая, плакать, Твой локон, я знаю, изменит судьбу. А мастер не помнит печального Тонду, Сжимая в руке почерневший клинок, И снег превращается в грязную воду И липнет к ногам, как бездомный щенок. А Солнце течёт, разливатся, стелется, вертится, Серьга золотая блестит в левом ухе у странника, Но вряд ли его приютит Козельбрухская мельница: Не жалует Мастер бродяг, поливает их бранью так,
Что мельница мелет, краснея при этом, Волнуется Михал, мрачнеет Крабат, Серьёзен Андруш, беспокоится Мертен, А Лышко спускает сердитых собак. Лети-удирай через горы, подлесья, Куда не беги ты — сюда прибежишь, Следит одноглазый орёл с поднебесья, Из норки следит одноглазая мышь. Давай, вертись-вертись-вертись-вертись, колесо! Давай, крути-крути-крути-крути жернова! Давай, дави-дави-дави на чаши весов, Я слышу голос издалека, мальчишка Крабат! Он смел и подмогу найдет! Клабустер, клабастер, Клабум! Он с мельником счеты сведет! Клабустер, клабастер, Клабум! Рождественской ночью Певунья, одетая в белое, Придёт и объявит, хочу, мол, увидеть я мельника. И мастер с холодным лицом, обескровленным, меловым В сердцах проклянёт своего подмастерье-изменника. Чего же ты хочешь, скажи мне, девица, Поди, жениха, коли он ещё жив: Не жерди сидят чернокрылые птицы, Какой из них твой — на него укажи! Бледнеет Певунья, но нечего делать, Вдоль чёрного ряда бесстрашно идёт, Душой задрожишь — потеряешь и тело, Ведь мастер, как прежде, стоит у ворот. Боится на девушку глянуть и пялится в сторону, Небесные хоры играют нестройное «Ameno»… Не глядя, Певунья укажет на верного ворона, Обрушится мельница ночью, объятая пламенем. Сменяется тьма развесёлым «Клабастер!..» И в лунных пещерах скрывается