Персефона приходит во тьме ко мне и становится важной частью меня. Персефона является лишь во сне, колокольцы в её волосах звенят. Персефона красива, как первоцвет, как холодная астра, как георгин, И тут дело, по сути, не в колдовстве: просто я не могу не любить богинь. Персефона ласкает моё лицо драгоценным раздвоенным языком, Она жадно заманивает дворцом своих белых грудей, красотой сосков, Персефона впускает ритмичный такт в драгоценное лоно моей мечты, И внутри разливается темнота, на отростках которой растут цветы.
Они пахнут лавандой, мелиссой, льном, и осенней листвой, и сухой корой, Они пахнут свободой, полётом, сном и горячим азартом, войной, игрой, Они пахнут и розой, и соловьём, они пахнут, как утренняя роса, Как прозрачный воркующий водоём, как апрельская бешенная гроза. Как в зыбучем песке, я в цветах тону, растворяюсь во тьме, в глубине зрачков, Персефона молчит, я иду ко дну, выпадает ей двадцать одно очко. Её кожа искрится, глаза блестят, в её левой руке — золотой потир, Что в потире — вино или страшный яд — безразлично, я выпью, прости, прости.
Берегами реки мы с тобой пройдём, на закат мы посмотрим в речной тиши, Персефона внутри меня нервно ждёт, мол, не бойся, давай, поцелуй, решись. Персефона тебя ненавидит, но не умеет меня от тебя забрать, Ты как будто дитя моих сладких снов, я прошу тебя, время не трать, не трать. Ты приходишь во тьме и, конечно ты, превращаешься в важную часть меня, Ты со мной, наяву, ты не снишься мне, колокольцы в твоих волосах звенят. Ты красива, как утренний первоцвет, как горячая роза, как георгин, И тут дело, по сути, не в колдовстве, просто я не могу не любить богинь.