Как-то в мельницу невысокую, Ту, где нечисти по крыла, Емельяна, пьянчугу горького, Тропка пьяная завела. Он и в трезвости был отчаянный, А попьяни совсем беда. Стал стучать и орать хозяину: «Добру молодцу выпить дай!» Вышел мельник с руками грязными: «Заходи, брат, тебе сюда!» Ухмыльнулся глазами разными, А с кафтана на пол вода.
А Емеле не до веселия – У него набекрень душа, У Емели беда – похмелие, Ему бы четверть ковша.
Подносил мельник чару ладную. "Пей, - смеясь, говорил, - до дна!" Пил Емеля глотками жадными, Да не убыло в ней вина. Спрятал мельник ту чару бережно И сказал, уходя в зарю: «Мех зерна за неделю смелешь мне, Я ее тебе подарю». Ой, сколько прыти взялось у пьяницы! Хмель ушел, потерялся стыд. Носит, мелет, пыхтит, старается, А в ушах его смех стоит.
А Емеле не до веселия – У него не помелен мех. Мели, Емеля, твоя неделя! Мели, Емеля, на всех!
Всю неделю Емеля маялся, Ведь казалось, всего делов. Да зерно в меху не кончается - Как и в первый день, до краев. А впрочем, к вечеру, в воскресение Чару мельник в ладонь вложил: «То тебе, Емельян, за рвение. Так и быть, держи, заслужил. Да без обману тут! Будь уверенный! Я обманывать не люблю. А грехом, тобою намеленным, Я теперь весь мир накормлю».
А Емеле не до веселия – Как осиновый лист, дрожит. Сам Емеля в сознанье еле, Едва от ужаса жив.
Но прошло наважденье темное, Старой мельницы след простыл. Поднял он свою чару полную, Да о камни ее разбил, И, крича сумасшедшим голосом, Кулаком не жалея лба, На висках выдирая волосы, На колени Емеля пал. Рвал рубаху свою убогую И молился куда-то вверх, Умываясь слезами горькими, А в ушах его таял смех.
А Емеле не до веселия – У него не отмолен грех. Моли, Емеля! Колени в землю! Моли, Емеля, за всех!
Это небыль или быль, Я по дурости забыл. Сказка ложь, да в ней намек, Добру молодцу… налей!