Я в троллейбусе убогом Разговариваю с Богом. Вдавлен в хмурую толпу я, Как портянка в сапоги. Говорю я Богу: «Отче, Огради меня от прочих, Оттоптали ноги, руки, Тело, душу и мозги».
Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам
Мне под дых ширяют метко, Бьют локтём в грудную клетку, А большущая брюнетка Пышным бюстом тычет в рот. Говорю я ей публично: «Дама, это неприлично! И совсем неэротично, Титьки ваши – третий сорт».
Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам
Люди едут не молившись И почти не похмелившись, Друг на друга навалившись, В сердце свой бодун храня. И меня они не любят, Этим душу свою губят. Но лишь бы ты меня любила, Остальное всё – фигня!
Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам
Говорю я людям строго: «Не давите мне на ногу, Обратитесь лучше к Богу, Бог – не фраер, Бог простит!» А людей, видать, достало: Богохульствуют устало, Говорят: «Закрой хлебало, Бога-душу раскудрыть».
Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам
Бог нас создал для полёта, Для красивого чего-то, А у нас с утра икота, А в башке – бодун и дым. Правда, квасил даже Пушкин: «Выпьем с горя – где же кружка?» Так ведь он был – «Ай да Пушкин, Ай да Пушкин – сукин сын!»
Дай-дам, Дам-дам-дам-тай-дудам.
Все мы люди и, конечно, Все доедем до конечной. Все мы выйдем на конечной, Аккурат у райских врат, И Господь нас спросит: «Дети, Чем прославились на свете?» Что мы Господу ответим – Тем, что пьём по три ведра?
Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам
Где кареты, дамы, балы, Беломраморные залы, Пётр Ильич, Фёдор Михалыч, Где «бонжур, пардон, мерси»? Нам осталось только бденье На троллейбусном сиденье, А из прочих развлечений – Мэйсон, Джина и Си-Си.
Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам
Но мы довольны, и блудим мы, Иногда ещё едим мы. Не портвейном же единым Вся душа полна у нас! Нет, мы всё же мазохисты, Дураки и пессимисты. Все заслужим мы тернистый Не венец, но унитаз.