Привыкли к миллионам. Даже до луны расстояние советскому жителю кажется чепухой.
Дернул меня черт писать один отчет. 10 «Что это такое?» — спрашивает с тоскою машинистка. Ну, что отвечу ей?! Черт его знает, что это такое, если сзади у него тридцать семь нулей. Недавно уверяла одна дура, что у нее 20 тридцать девять тысяч семь сотых температура. Так привыкли к этаким числам, что меньше сажени число и не мыслим. И нам, если мы на митинге ревем, рамки арифметики, разумеется, узки — все разрешаем в масштабе мировом. В крайнем случае — масштаб общерусский. «Электрификация?!» — масштаб всероссийский. «Чистка!» — во всероссийском масштабе.[1] 30 Кто-то даже, чтоб избежать переписки, предлагал — сквозь землю до Вашингтона кабель.
Иду. Мясницкая.[2] Ночь глуха. Скачу трясогузкой с ухаба на ухаб. 40 Сзади с тележкой баба. С вещами на Ярославский[3] хлюпает по ухабам. Сбивают ставшие в хвост на галоши; то грузовик обдаст, то лошадь, Балансируя — четырехлетний навык! — тащусь меж канавищ, 50 канав, канавок. И то — на лету вспоминая маму — с размаху у почтамта плюхаюсь в яму. На меня тележка. На тележку баба. В грязи ворочаемся с боку на бок. 60 Что бабе масштаб грандиозный наш?! Бабе грязью обдало рыло, и баба, взбираясь с этажа на этаж, сверху и меня и власти крыла. Правдив и свободен мой вещий язык[4] и с волей советскою дружен, но, натолкнувшись на эти низы, 70 даже я запнулся, сконфужен. Я на сложных агитвопросах рос, а вот не могу объяснить бабе, почему это о грязи на Мясницкой вопрос никто не решает в общемясницком масштабе?!