Агония вышвырнет снова в сознание. А я не поверил в отличие нашего образа. Я снова смотрел на чужое тебя желание, И снова сдержал свой ревнивый порыв на возгласы.
Агония плачет на душу слезами кровавыми. А я разбивался о тысячи стен и зеркал, осколками Я вновь рассыпался, лечил твою душу травами, Травил твою душу, колол твое сердце иголками.
Агония вырвет и так разметает лоскутьями, Что я не сумею все раны зашить твои вовремя. Я вижу тебя, но гордыня стальными прутьями Скрывает тебя за собой, оставляя меня, словно голого.
Агония в дрожь до желания, страстью гонимого, Рвануться, обнять, защитить от чужих и жестоких рук. Но гордость и честь не позволила взгляда любимого Поймать, удержать и спасти от похоти чертовых слуг.
Агония. Кровью и болью меня повязала в цепь. И я так покорно склонил свою голову глупую. Да, разве меня ты оставишь вот так реветь, Как я оставляю тебя за душу свою преступную?
Агония. Нет ничего, чем за правду теперь платить. А я испугался поруганной чести-вольности. Я должен был ради любви тебя здесь убить, Но я предпочел терпеть эти непристойности.
Агония. Бьет по зубам и ответом кричит слова. Ответом кричит твое имя. Горит над городом. Не смел отвернуться, не смел эту цепь порвать. А должен был. Снова душа твоя ими вспорота.
Насилие верностью вырвало слезы глаз. А я улыбался. Я должен был. Так приказано. Ты смотришь в глаза мои. Ты не умрешь сейчас. Ведь город потребовал боли и зла наказанным.
Насилие. Ты даже не можешь вырваться. Я должен смотреть, как они тебя нагло пользуют. Я должен смотреть, просто чтобы выслужиться. Они усмехаются, смотрят и только болью злят.
Насилие. Люди глядят и морщатся. Притворно ладонями взгляды свои припрятали. Такие, как ты, перед смертью о милых молятся. А ты обо мне под жестокими, злыми взглядами.
Насилие. Терпишь, губу закусив свою. Ни стона, ни всхлипа они от тебя не услышали. А я за тебя был готов умереть в бою, Но я испугался, пытаясь доверие выслужить.
Насилие. Сколько их? Пять? Одиннадцать? В глазах у меня помутилось, я так не могу уже. Ты смотришь с любовью в лицо мое, словно живица. А я улыбаюсь. Я должен. Такое мое клише.
Насилие. Вырванный стон и глаза твои в боль закрытые. И я не могу смотреть, как тело твое истерзано. Но я улыбаюсь. Губа от щеки пришитая. А я улыбаюсь. Губа до щеки дорезана.
Агония. Это не казнь. Это просто зрелище. Им так захотелось невинных казнить и миловать. Тебя унесут, чтоб потом притащить еще. И снова при мне. На глазах моих вновь насиловать.
Агония. Сердце. Душа. Я все продал в рок. Я продал за статус, отдав тебя на съедение. Я должен был выйти. Спасти тебя. Только я не смог. А я испугался терять свое положение.
Агония. Кто я теперь, если враг себе? Я трус и бесчестная тварь жестокого города. Ты веришь мне. Ты до сих пор просто веришь мне. И даром что тело твое чужой похотью нынче вспорото.
Агония. Я в конуре навещу тебя. И я обниму и прижму к себе тельце хрупкое. Как мог я отдать в поругание, столь любя? Как мог я?! Я сам для тебя нынче стал поругою.
Прости меня. Я должен был тебя убить, Чтоб не было мук тебе этих. А ты расплачешься. А ты продолжаешь меня ни за что любить. А ты улыбаешься… жмешься ко мне и прячешься.
Прости меня. Глупо тебе шепчу, словно молитвою. И снова уйду, затворив за собой дверь железную. Начальство опять призовет перед новою "битвою" И нагло и сухо с ехидством шепнет: "Соболезную".