В состоянии разбитом на Седьмой Красноармейской я стою у темных окон: все кафе давно закрыты. Я рассматриваю атом с планетарной точки зренья, опровергнутой туманным вероятностным подходом. Мимо топает приятель. Он домой идти не хочет - он боится очутиться у разбитого корыта. У него в руке трепещут уравнения Максвелла, мы болтаем про политику и мерзкую погоду.
Мой приятель очень странный, из совсем другого теста. Это тесто зачерствело, тесто стало несъедобным. Он, как будто пять копеек, закатился в дальний угол и был найден только после новой денежной реформы. Он был восемь лет в отказе, три - работал на КамАЗе, пять - был сторожем на базе, ну и всем таким подобным. Уравнения Максвелла у него в руке завяли, он пытается придать им очертания и форму.
После третьей же попытки он мне стал неинтересен. Я рассматриваю атом, поднеся поближе к свету. Никаких научных мыслей в голове не возникает, кроме крайне неуместной - про единство формы с сутью. В состоянии разбитом, настроении понятном на Седьмой Красноармейской посреди страны Советов Я пытаюсь притворяться, будто так оно и нужно, и хочу выть на Селену, затуманенную мутью.