И в свете финала этой моей жизни это даже не мольба, не крик, это пронзительный шёпот ужаса от холодного дыхания безысходности, что бьет уже прямо в лицо, дыхание, от холода которого стекленеют зрачки и нет возможности даже шевельнуть языком, потому что глядя на масштаб извращенности происходящего любые слова бессмысленны, шёпот ужаса от осознания, что уже никто не придёт на помощь, что мечта мертва. И над притихшем залом уже образуются эти вихриносные сгустки смысла:
Били копыта, льдом обута. улица скользила. Лошадь на круп грохнулась, и сразу за зевакой зевака, сгрудились, смех зазвенел и зазвякал: - Лошадь упала! - Упала лошадь! -
Подошел и вижу глаза лошадиные...
Улица опрокинулась, течет по-своему...
Подошел и вижу - За каплищей каплища по морде катится, прячется в шерсти...
И какая-то общая звериная тоска плеща вылилась из меня и расплылась в шелесте. "Лошадь, не надо. Лошадь, послушайте - чего вы думаете, что вы всех плоше? Деточка, все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь".
Хотя у всех у вас свои счета на этот счёт, мои дорогие, и слава Богу! Шоу-тайм! Шоу-тайм!