Припев: Воровские идеи, чёрные понятия, Смог ли я стать законником? Думаю вряд ли, Обратно - снова и снова по этапу, На деньги в карты, да я не так уж азартен. Не голодаю, Слава Богу, всего по немногу, В сороковые многие пошли по той дороге, Одетые по моде, по стране с гастролями, Не воруй у себя на территории.
Сороковые, Вторая Мировая, я совсем пацан, дома старшая сестра и мать больная, Знаю - воровство грех, а не шутки, но попробуй втолковать это голодному желудку. Легавые ловили - я несовершеннолетний, дет.приёмник,а я сбегал Москве на встречу, И снова трамвай, чужие карманы, днём работа, вечером кроем поляну. Не важно кто сколько сделал - всё в одну кучу, делили поровну, никто ни хуже ни лучше. Кто нарушал кодекс по решении сходки, в гроб - колоду карт, перо, да бутылку водки. Вот как надо! Не жили как стадо баранов, соблюдать законы, у нас своя правда, Как ляжет карта, как марта ждали фарта, расписывались крестиком, не были за партой. Никакого оружия ни летом ни в стужу, лишь лезвие заряженное, да подельник нужен, И тот простужен. Держим трассу на марки, купили деньги, взяли маме по подарку. В арке, помню у соседке спёр на хлеб талоны, интуитивно, в тот день я был очень голодный, Стыдно, но своя рубаха к телу ближе, снизу грызла совесть, в моменты когда был я сытый. Не забыты окончание войны и День Победы, думали не будет голоду, конец бедам, где там! Детская колония, моя первая ходка. Там все свои, лишь баланда не лезла в глотку, Стакан водки, шмотки, первая отсидка, мои руки ловкие, пальцы липкие, Гибкие спины, но характер не сгибаем.\"Пассажир, не шевелись,ты же знаешь я отчаянный\". Далее палево, за руку поймали, надавали по лицу, какие-то дяди корочки достали, Повели в опорный пункт за шиворот, лица довольные,а я в Кресты и места не столь отдалённые. Помню в восемнадцать лет меня коронавали, отмечали трое суток, не было печали, Долетали вести о польских ворах-суках, кто попадали к нам в руки умирали в муках. Пятидесятые, Сталинская стройка, попался оперок мне на работе с глазом зорким, С поличными взяли, безполезно отпираться, меня этапировали в лагерь 0016. Людей вырезали здесь так, между прочим. Познакомился с вором, он был рабочим. - А же как закон? А как же понятия? -Жрать не дадут и ты найдёшь себе занятие. Проклятье! Пришлось отрабатывать хлеб, был слеп? Совершил грех? Нет. И даже там за себя всегда держал ответ, бродяги с воли передавлали мне привет. Март 53-ого, как обычно в стали, на дубаках нет лица - скончался Сталин, Весь Союз не верит: какая-то мистика, у нас свой взгляд на это, ждём амнистии. Лисьи лица, старые воры меня отмазали, листья жёлтые - освободили из под стражи В зале суда. Амнистия! Не верил ушам, там дорога домой! Худой, \"Встречай, Москва!\" Мой оскал всех пассажиров двое суток пугал, ругались мысленно, как я долго этого ждал. Братва, банкетный зал, кафе на Сретенке, улыбчитые официанки, блатные песенки. Весело было, но иногда уныло что скрывать, думаю завязать, заново жизнь начать, А кем я буду в спокойном Советском мире - серой тенью без семьи, без статуса, зато с фамилией? Или расстояния, килограммы пыли на лесопилке, мужики все были мыле, Мы же пили без закуски и гитарили лениво, примитивно мечтали оказаться у залива. Вот вся моя жизнь - блатная мелодия, трилогия тревоги, сложная пародия, Гармония с преступным миром, нет ни одного условия, и каждый день напоминает послесловие. Я не привык считать деньги,одеваться скромно,когда в последний раз голодным был - уже не помню.Сердце пополам рвёт, как жизнь моя пойдёт? Сколько лет за решёткой меня ещё ждёт? Всю жизнь без детей, всю жизнь без жены, всю жизнь по блат-хатам,всю жизнь жиганы, Ныкаться от мусаров, избегая драки ночью, одиночки,ШИЗО,карцеры,бараки. Авторитеты, уважение, голова седая, не знаю выиграю ли я или проиграю... Так по пути на зону в тесном воронке, размышлял старый человек в потёртом пиджаке.