В каком-то опустевшем подвале, Где для разбитых сердец больше места нет, Я будто бы в небе, где птицы летали. И снова один я вернусь на обед. В пустынный дом с забитыми окнами: Крыша обрушена, дверь на цепях, С прогнившим полом и старыми шторами, С закрытой дверью ключом. На века. И медленным шагом, еле дыша, Каждый раз поднимаюсь наверх на чердак, В надежде вновь там увидеть тебя, Но снова вокруг только тени и мрак. И вспоминаю волос твоих аромат, Будто терпкий шоколад пропитанный чувствами. А после дождя вспоминаю твой взгляд, Петрикор навивает его мне без устали… И руки холодные, точно стекло, И хрупкие так же, будто рисованы… Любили просыпаться, когда светло, А засыпать, когда ночь закует оковами… Лемнискату рисовала мне на руке, О вечности мне ты безо лжи говорила, Но вот уже месяц пролетел в голове, Как Вечность твоя нашу вечность убила…
И снова один я вернусь на обед В пустынный дом с забитыми окнами. И вновь лишь один дожую черствый хлеб. Парестезия сомкнет мои руки оковами… Обелус смерти разделил двоих, Зачеркнув все, что нам положено было. Лишился всего, что имел... в один миг. Судьба, будто в грудь гвозди вонзила, Гниют, причиняют мне боль все сильней. Эти гвоздики малые.. муки достойней До сердца достали, вонзились скорей, Что б боль накрывала хлыстом преисподней...
Спускаться в подвал я не стану теперь, Будто пепел на голову сыпет оттуда. Я как раненый, измученный зверь, Что вотще избегает смертельных недугов... Стою в коридоре в бесконечности звуков. Стою, будто в омут погружён с головой. И все будто шепчет тобою мне в ухо, Устами молвящими гробовой тишиной…
Я в доме без окон. Я в черной дыре. Во мраке бездонном. В тени я, Во мгле.