Плывет в тоске необъяснимой среди кирпичного надсада ночной кораблик негасимый из Александровского сада. Ночной кораблик нелюдимый, на розу желтую похожий, над головой своих любимых, у ног прохожих.
Плывет в тоске необъяснимой пчелиный хор сомнамбул, пьяниц. В ночной столице фотоснимок печально сделал иностранец, и выезжает на Ордынку такси с больными седоками, и мертвецы стоят в обнимку с особняками.
Плывет в тоске необъяснимой певец печальный по столице, стоит у лавки керосинной печальный дворник круглолицый, спешит по улице невзрачной любовник старый и красивый, полночный поезд новобрачный плывет в тоске необъяснимой.
Плывет в тоске замоскворецкой пловец в несчастие случайный, блуждает выговор еврейский по желтой лестнице печальной, и от любви до невеселья, под Новый Год, под воскресенье, плывет красотка записная, своей любви не объясняя.
Плывет в глазах холодный вечер, дрожат снежинки на вагоне, морозный ветер, бледный ветер, обтянет красные ладони, и льется мед огней вечерних и пахнет сладкою халвою, ночной пирог несет сочельник над головою.
Твой Новый Год по темно-синей волне средь моря городского плывет в тоске необъяснимой, как будто жизнь начнется снова, как будто будут свет и слава, удачный день и вдоволь хлеба, как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево. 1962