В то время осажденный нами город Переживал последние часы. Под вечер из Алезии послы Явились, чтоб вести переговоры. Они довольно быстро завершились. Наместник слушать варваров не стал, А сразу им условья передал. По-видимому, галлы согласились.
Наутро перед преторской палаткой Мы выстроились в правильный квадрат. У входа, в окружении солдат Сидел победоносный император.
Он был в своем парадном облаченье: На голове с большим плюмажем шлем, С плеч алый ниспадал палудамент, Наброшенный небрежно на колени, Доспехи глаз слепили ярким блеском, Огнем сверкая в солнечных лучах, Расставив ноги в белых сапогах И несколько откинувшись на кресле, Он выглядел бесстрастным и суровым, Как на картинах древние мужи, И подпирал рукою подбородок, Ее на подлокотник положив.
Тем временем, ворота городские Раскрылись, и в доспехах дорогих Высокий всадник выехал из них, На, убранном богатым снаряженьем, Своем коне могучем боевом И по тропе, петляющей по склону, Торжественно, но с видом обреченным Направился к нам в лагерь прямиком.
Проехав мимо длинными рядами Стоявших пред преторием когорт, Которые от лагерных ворот Широкий коридор образовали, Он медленно объехал возвышенье Претория и, соскочив с коня, В торжественном молчанье снял с себя Свои доспехи и вооруженье. Затем сложил их к Цезаря ногам, В знак преклоненья пред военной силой, И так сказал: “Не ради личных выгод Я вел войну, не для того, чтоб сам Добиться власти над своим народом, А для того, чтоб мой родной народ Оружьем иноземный свергнул гнет И тем обрел желанную свободу. Но боги были к нам неблагосклонны, И галлы покоряются судьбе. Пускай же победители свой гнев Умерят пред несчастьем побежденных.”
Лишь он, – сказал, – один виновник бед, Что претерпели римляне и галлы, И он готов принять любую кару И за народ один держать ответ.
Закончив речь, Верцингеториг Покорно стоя ожидал. Едва заметный Цезарь дал Сигнал двум ликторам рукою, И те надели на запястья, А также на ноги его Тяжелых пару кандалов. Без гнева, но и без участья Наместник наблюдал в молчанье За тем, как варвара в цепях Уводят прочь, чтоб проведя За колесницей триумфальной, Потом как жертву принести Величия и славы Рима (Пять лет в итоге с половиной Он протомится взаперти).
Я ж, погрузившись в свои мысли, Взирал на город на холме, И изреченье чье-то мне “Fortunae suae faber quisque” – На ум пришло непроизвольно – “Кует удачу всяк свою.” Ведь было галльскому вождю Лет двадцать пять, едва ли боле.