В глухой полночный час я слышал сквозь сон, как семь моих ликов собрались вместе и шепотом вели меж собой такой разговор: Первый лик: Вот здесь, в этом безумце, я прожил все эти годы и единственным моим занятием было – днем растравлять его боль, а по ночам бередить его тоску. Я не хочу больше мириться со своей участью и восстаю. Второй лик: Мой брат, ты несравненно удачливей меня, ибо мне выпал жребий быть веселым ликом этого безумца. Я смеюсь его смехом, пою его счастливые часы, и мои трижды окрыленные ноги вихрем пляски возносят его самые светлые мысли. Нет, это я восстану против своего постылого существования. Третий лик: Что же тогда сказать мне, одержимому любовью лику, пылающему факелу неистовой страсти и безудержных желаний? Это я, томимый любовью лик, восстану против безумца. Четвертый лик: Я – самый жалкий из вас, ибо мне выпало на долю лишь смертельное отвращение и гнусная ненависть. Нет, это я, подобный буре лик, рожденный в черных пещерах Ада, откажусь служить безумцу. Пятый лик: Нет, не ты, а я, мыслящий, причудливый лик, лик голода и жажды, обреченный скитаться, не зная ни минуты покоя, в поисках всего непознанного и еще не сущего, это я восстану. Шестой лик: Я, лик-труженик, жалкий поденщик, терпеливыми руками и тоскующими глазами леплю образы из дней и сообщаю новые, вечные формы бесформенным частицам – это я, один-единственный, восстану против неугомонного безумца. Седьмой лик: Удивительно, что все вы восстаете против этого человека, ведь каждый из вас должен избыть уготованную ему судьбу. О, я почел бы за благо уподобиться любому из вас, чтобы только иметь свой жребий! Но я – лишенный всего праздный лик, что пребывает в немом пустынном нигде и никогда, в то время как вы воссоздаете жизнь. Теперь посудите сами, мои соседи, кто из нас должен восстать, вы или я? Так молвил седьмой лик, и шесть других поглядели на него с сочувствием, но не обмолвились ни единым словом, и в сгустившейся полночной мгле один за другим погрузились в сон, охваченные каким-то незнакомым счастливым смирением. Только седьмой лик, не сомкнув глаз, продолжал пристально вглядываться в ничто, стоящее за всякой вещью.