– Я повесился в кухне. На потолочной балке, – ответил Крыса. – Человек-Овца схоронил меня за гаражом. Умирая, особо не мучился. Если это тебя волнует. Мне-то, в общем, было уже все равно. – Когда?.. – За неделю до твоего прихода. – Так значит, это ты завел часы? И тут Крыса расхохотался. – Прямо анекдот, а? Человек тридцать лет живет на свете и последнее, что делает перед смертью – заводит часы! Казалось бы, за каким чертом умирающему часы? Прямо сумасшедший дом какой-то, ей-богу!.. Отсмеявшись, Крыса умолк – и пространство вокруг онемело. Было слышно лишь тиканье; остальные звуки поглотил густой снег за окнами. Казалось, во всей Вселенной остались только он да я. – Значит, если бы… – Перестань, – оборвал меня Крыса. – Нет больше никаких «если бы»! Ты что, еще ничего не понял? Я покачал в темноте головой. Я действительно не понимал. – Даже если бы ты пришел на неделю раньше, я бы все равно умер, какая разница. Ну, может, поговорили бы мы с тобой в обстановке чуть потеплее и посветлее, чем сейчас, вот и все. Ничего бы это не изменило. Я должен был умереть. Жить становилось все страшней и мучительнее. И терпеть это было невыносимо… – Но зачем нужно было умирать? В темноте я услышал, как он потер одну ладонь об другую. – А этого я объяснять не хочу. Неохота выступать в идиотской роли собственного адвоката. Надеюсь, ты не станешь заставлять покойника оправдываться за собственную смерть? – Но если ты не расскажешь, я же ничего не пойму. – Ты давай пиво пей. – Холодно, – сказал я. – Ну сейчас-то уже не так холодно. Дрожащей рукой я взял со стола очередную банку пива, откупорил и сделал глоток. Мне и в самом деле почудилось, будто стало немного теплее. – Короче говоря… Только обещай, что не проболтаешься. – Да если и проболтаюсь – кто мне поверит? – Это уж точно, – усмехнулся Крыса. Часы у камина пробили половину десятого. – Не возражаешь, если я остановлю часы? На нервы действуют… – Давай, конечно. Это же твои часы. Он подошел к часам, открыл стеклянную крышку на циферблате и остановил рукой стрелки. Звуки и Время прекратили свое существование на Земле. – Короче говоря, я умер с Овцой внутри. Подождал, когда она заснет покрепче, перекинул веревку через балку под потолком – и голову в петлю. Так, что скотина удрать не успела… – Что, обязательно нужно было умирать? – Другого выхода просто не оставалось. Опоздай я на день – и Овца завладела бы мной целиком… Это был мой последний шанс. И он снова потер ладони. – Я так хотел с тобой встретиться – в те минуты, когда был самим собой. Самим собой, понимаешь? С собственной памятью – и собственной слабостью одновременно… Вот и послал тебе фотографию – как подсказку Надеялся, что ты успеешь найти дорогу сюда, пока я еще принадлежу себе хоть немного… – И это тебя спасло бы? – Тогда спасло бы, – очень тихо ответил он. – Вся загвоздка здесь – именно в слабости, – продолжал Крыса. – С нее-то все и начинается. Сколько бы я тебе ни рассказывал, тебе этой слабости не понять. – Все люди, в принципе – слабые… – Это – обобщение. – Крыса нервно защелкал пальцами. – Если всех людей подводить под общий знаменатель, ни у кого вообще ни черта не получится. Я же сейчас говорю об индивидууме и о вещах очень личного плана. Я молчал. – Слабость внутри человека гниет, и гниль эта разрастается. Как гангрена. Я в себе это обнаружил еще подростком. Психовал страшно… Знаешь, что происходит с душой, когда что-то медленно, годами разлагается у тебя внутри – и ты это все время чувствуешь? Я продолжал молчать, лишь поплотнее закутался в одеяло. – Тебе, пожалуй, этого не понять, – продолжал он. – У тебя с этим все в порядке… А между тем, это и есть Слабость. Все равно что генетическая болезнь. Сколько ни изучай ее в себе, вылечиться невозможно. И сама она не проходит в одно прекрасное утро. Только становится хуже и хуже с годами, и все…