Укрепи меня, О! Боже, на великую борьбу, И пошли мне мощь Самсона, недостойному рабу. Как в пустыне вопиющей, я на торжищах взывал И в палатах и в лачугах, сильных мира обличал. Как, на бесы мчатся с криком, чрез болото и пустырь Чернецы везут разстригу Аввакума в монастырь. Привезли меня в Андроньев, тут и бросили в тюрьму, Как скотину без соломы, прямо в холод, смрад и тьму. Из Москвы велят указом, чтоб на самый край земли Аввакума протопопа, в ссылку вечную везли. Десять тысяч верст в Сибири, в тундрах, дебрях и лесах Волочился я на дровнях, на телегах и плотах. Пять недель мы шли по Нерчи, пять недель все голый лед. Деток с рухлядью в обозе, лошаденка чуть везет. Протопопица бывало, подскользнется, упадет. «Протопоп ты горемычный, долго ли нам еще страдать!» «Видно, Марковна до смерти»! Тихо с ласковым лицом, «Что ж, Петрович, отвечает, С Богом дальше побредем». Вижу, меркнет Божья вера, тьма полночная растет, Вижу льется кровь невинных, брат на брата восстает. Что же делать мне! Бороться и неправду обличать, Иль, скрываясь от гонений, покориться и молчать. И сидел в немом раздумье, я, поникнув головой. Но жена ко мне подходит, тихо молвит, что с тобой, Встань, родимый, что тут думать, встань, поди скорее в храм. Проповедуй слово Божье. Смерть пришла сегодня к нам. А сегодня рано утром, пред народом поведут На костер меня расстригу, и с проклятьями сожгут. Но звучит мне чей-то голос, и зовет он в тишине «Аввакумушка мой бедный, ты устал, приди ко мне. Дай мне, Боже, хоть последний, уголок в твоем раю, Только видеть малых деток, видеть Марковну мою. Потрудился я для правды, не берег последних сил Тридцать лет, никониане, я жестоко вас бранил. Если чем-нибудь обидел, вы простите чудаку, Ведь и мне пришлось немало натерпеться старику. Вы, простите, не сердитесь, все мы братья о Христе. И за всех нас, злых и добрых, умирал Он на Кресте. Так возлюбим же друг друга, вот последний мой завет, Все в любви, Закон и Вера, выше заповеди нет.