От одиночества замкнется твой Бальзак. Стендаль испишется, и Рерих овдовеет. Осемьянеет одноклассник Пастернак. Вертинский А. внезапно осмелеет. Родит двоих Ахматова, им Фет - Отец (но выкормит сосед по парте - Ленин) И, кстати, помнишь? Завтра на обед Заедет друг из Питера - Есенин. Здесь нужен третий...экстренно. Толстой? Он завязал. Ремарк буянит. Пришвин? Увы, натуралист, пусть холостой. Зануда - Гумилев, и Бродский - лишний. Остался Блок. Звони. Но Блока нет. Уехал в Рим, минуя Бонн и Прагу; И вот сидишь с Есениным в обед, И ешь тоскливую фильтрованную брагу. Сергей твердит, что ехал к Юнгу в Тверь, Но пил, проспал, и спутал Тверь с Шатурой; Вы не в Шатуре, но ему - поверь. Он жил с Ахматовой, да не сошлись натурой. Он жил с Барто - она ушла к Дюма; Уехал в Питер (Гиппиус вписала), Потом и Гиппиус его послала НА ..., Сказала: "Кончено. Я женщина. Устала". Теперь он здесь; спасибо, что живой. (Пусть оправдания звучат по-идиотски) Ты говоришь ему: "Сергей, пошли домой! Нас заберет сейчас таксист В.С.Высоцкий". Но собеседник глух. И нем. Сковорода Под ним чадит - он ест как Солженицын, Графин седьмой гарсон Сковорода Несет...и спирт вам умиляет лица. Сергей бормочет: "Ехал раз в Казань... Очнулся.... Е-бург.... После был Евсеев. И встретил родственника...кстати... Ерофеев, Недавно заезжал ко мне в Рязань. Сейчас осел с подружкой в Петушках. Сбылось задуманное! Бог с ним! Отдыхаем!!!". Вы вновь запутаетесь на Сковородах (один был вроде счет?!). И мир вокруг смолкает. Вас гонят прочь. С.Е. идет "отлить"; Уже за полночь - фонари икают. В холодной гари хочется застыть, И Бронте позвонить, но все здесь знают, Что Бронте на тебя давно плевать. Сергей вернулся; набираешь Кафке Срубить два грамма, далее - гулять: Под утро обнимая древко лавки, И лапая Цветаеву и Плат, Превозмогая жажду окунуться в мат, И матом замарать свою тетрадь, И уронить Цветаеву в кровать, Нарваться на наряд и с ним же драться, Поддаться, после - глупо сдаться в плен. Патрульный старший (твой знакомый - Ориген: Вы вместе с ним делили многочлен, Над Пастернаком он любил тогда смеяться) Простит вам пьянство, но отгрузит в цоколь. Оформит души жирный сонный Гоголь, Поставит росчерк в протокол московский. И за спиной закроет двери Маяковский. И примет тело пьяное - скамья. И воздух скрутит тело одеялом, И мысль согреет: хорошо, что есть друзья, Тогда, наверное, не все еще пропало.