Так и появилась у Головкера навязчивая идея. А именно: он должен встретиться с женой. Она поймет и убедится. А он только спросит: "Ну, как?" - и все. И больше ни единого слова... "Ну, как?.." Головкер представлял себе момент возвращения. Вот он прилетает. Едет в гостиницу. Берет напрокат машину. Меняет по курсу тысячу долларов. А может быть - две. Или три. Потом звонит ей: "Лиза? Это я... Что значит - кто? Теперь узнала?.. Да, проездом. Я, откровенно говоря, довольно-таки бизи... Хотя сегодня, в общем, фри... Извини, что перехожу на английский..." Они сидят в хорошем ресторане. Головкер заказывает. Лизе - дичь. Себе что-нибудь легкое. Немного спаржи, мусс... Коньяк? Предпочитаю "Кордон бле". Армянский? Ну, давайте... Головкер провожает Лизу домой. Выходит из машины. Распахивает дверцу. "Ну, прощай". И затем: "Ах да, тут сувениры". Головкер протягивает Лизе сапфировое ожерелье. "Ведь это твой камень". Затем - пластиковый мешок с голубой канадской дубленкой. Учебный компьютер для Оли. Пакет с шерстяными вещами. Две пары сапог. Затем он мягко спрашивает: - Могу я оставить тебе немного денег? Буквально - полторы-две тысячи. Чисто символически... Он мягко и настойчиво протягивает ей конверт. Она: - Зайдешь? - Прости, у меня завтра утром деловое свидание. Подумываю о скромной концессии. Что-нибудь типа хлопка. А может, займусь электроникой. Меня интересует рынок. Лиза: - Рынок? Некрасовский или Кузнечный? Головкер улыбается: - Я говорю о рынке сбыта... Вечером Лиза сидит у него в гостинице. Головкер снимает трубку: - Шампанского. Затем: - Ты полистай журналы, я должен сделать несколько звонков. Хэлло, мистер Беляефф! Головкер спикинг. Представитель "Дорал эдженси"... Шампанское выпито. Лиза спрашивает: - Мне остаться? Он - мягко: - Не стоит. В этой пуританской стране... Лиза перебивает его: - Ты меня больше не любишь? Головкер: - Не спрашивай меня об этом. Слишком поздно... Вот они идут по набережной. Заходят в Эрмитаж. Разглядывают полотна итальянцев. Головкер произносит: - Я бы купил этого зеленоватого Тинторетто. Надо спросить - может, у большевиков есть что-то для продажи?.. Мысли о встрече с женой не покидали Головкера. Это было странно. Все должно быть иначе. Первые годы человек тоскует о близких. Потом начинает медленно их забывать. И наконец остаются лишь контуры воспоминаний. Расплывчатые контуры на горизонте памяти, и все. У Головкера все было по-другому. Сначала он не вспоминал про Лизу. Затем стал изредка подумывать о ней. И наконец стал мать бывшей жене постоянно. С волнением, которое его удивляло. Которое пугало его самого. Причем не о любви задумывался Головкер. И не о раскаянии бывшей жены своей. Головкер думал о торжестве справедливости, логики и порядка. Вот он идет по Невскому. Заходит в кооперативный ресторан. Оглядывается. Пробегает глазами меню. Затем негромко произносит: - Пошли отсюда! И все. "Пошли отсюда". И больше ни единого слова... Мысль о России становилась неотступной. Воображаемые картины следовали одна за другой. Целая череда эмоций представлялась Головкеру: удивление, раздражение, снисходительность. Ему четко слышались отдельные фразы на каждом этапе. Например - у фасада какого-то случайного здания: - Пардон, что означает - "Гипровторчермет"? Или - в случае какого-то бытового неудобства: - Большевики меня поистине умиляют. Или - за чтением меню: - Цены, я так полагаю, указаны в рублях? Или - когда речь зайдет о нынешнем правительстве: - Надеюсь, Горбачев хотя бы циник.