Песнь Мордахея-воина - отрывок из романа Дмитрия Быкова "Ж\д". В данном отрывке кагбэ слепой кагбэ старец-бандурист исполняет боевитую песню о грозном воине Мордахее перед атаманом Батугой и его воинами в крестьянской избе. Записанный в клубе "Билингва" в исполнении автора, отрывок доставляет, наставляет и выносит моск. Каждому воину, блюдущему традиции и мечтающему рулить, надо обязательно прослушать песнь воина-Мордахея. -- Про войну спой! -- Что же спеть тебе про войну? – как бы в задумчивости как бы спрашивал как бы слепец, а на деле зоркими глазами из-под мохнатых бровей постреливал по углам избы. – Или про Анику-воина, или про Добрыню-воина, или про Иулиуса Кесаря, тоже воина, или же про вавилонянина Мардохея-воина, по древним вавилонским писаниям? -- Про Мардохея давай, -- ковыряя жёлтым ногтем в зубах, откликнулся атаман Батуга, <...> -- Ой, трудно, трудно, -- говорил бандурист, перебирая струны. – Древняя то песня, и не всю я её припомню. -- Ништо, валяй, -- рыгнув, разрешил Батуга. Он знал, что истинный воин любит послушать музыку, в особенности народную. -- Как во городе то было Вавилоне, -- начал старец раздумчивым речитативом. – Во граде Вавилоне, да. Вот, песня Мардохея-воина. Пошёл я войной на супротивников, на злых слуг Аштарота, да. На них я пошёл войной, и грохотали мои колесницы, да. Всех же моих колесниц было двадцать десятков и одна. -- Много, -- ухмыльнулся Батуга. -- Двадцать десятков было их и одна, -- уже не слушая, продолжал слепец. Он нащупал наконец мотив, поначалу подозрительно похожий на «Подмосковные вечера», но с каждой спетою строчкой от них отдалявшийся. Это было нечто странное, ни на что не похожее, лишённое гармонии, но звонкое, боевитое. -- В первой сам я восседал, имея шлем на мне, Шлем имея золотой, с изображением причудливых вещей, Называть которые и перечислять было бы долго. В руке имел я копьё весом три меры веса, Длина его была пять мер длины и ещё другую меру длины, В другой щит шириною шесть мер ширины, Такой щит, что за ним могло бы защититься много народу, да, Потому что царь подобен множеству, да! И я ехал, ехал, и колесница моя была как бы сноп, Сноп как бы лучей, упавших от солнца на воду И от воды упавших назад на солнце, да! Как просо, были мои воины, как пятнадцать и одна сотня горстей, И всеми ими руководил я, и в каждом был я, Сердце я имел коровы, воинственной коровы, да! Хитрость ящерицы я имел и много голубиных желудков, Внушающих проглотившему стойкость, да, твёрдость, да! Мясо моё было мясо льва, мускул мой был мускул коня, Зубов я имел до нескольких тысяч и каждым кусался я! Автор имеет в виду ножи своих воинов, да! И я ехал, ехал, и мы громыхали, в натянутые шкуры мы били, ага! Били, били, земля дрожала, копыта стучали, ну! ты представляешь! Вообще.
-- Чего-то долго едет, -- сказал Лавкин. – Пусть бы уже воевал.
-- И тут нас увидели враги, слуги Аштарота, дети червей, Склизкие клубки змей, пивная слизь, мешки потрохов, И от вида моего их ноги стали как ноги дев, И от дрожи земли их руки стали как огурцы, И как плети пивного хмеля стали их мускулы, да, И как жгуты волос стали их жилы, да, И как дрожь листвы стали их души, да, А я всё ехал и грохотал, ехал и грохотал. Ты, поклонник Аштарота, жалкий жрец Манамуна, убогий слуга Бататута, да! Думал, ты будешь рулить, а я буду сосать, да? Нет, не я, не я буду сосать, воинственный я муж, А ты, ты будешь сосать по моему хотению, да! Ещё чего думал, я буду сосать, а ты рулить! Никогда так не будет, чтобы ты рулил, а я сосал. Так будет, чтобы я рулил, а сосал ты, ты, Я буду рулить, а ты будешь сосать, А то выдумал ещё – каждый такой будет рулить, а мы сосать, Мы сосать не имеем охоты, воины мы, Имеем мы охоту рулить, а сосать не мы, Не мы будем сосать, но ты, ты будешь сосать!
-- Ишь, -- обрадованно сказал Батуга. – Всё как у нас.