Поток художика всегда разорван на куски И в этом сущность артефактов: Хотя он здесь, сегодня, с вами, Он наполнитель каждого из тактов.
Ползёт тварь божья по листу берёзы, Она частица чёрно-белой прозы. Кто написал её судьбу на бренном топоре? Пятно останется на утренней заре.
Проснувшись на измятой мясом простыне, Он видит, как роса горит в окне. Он знает, что не существует баланса двух его миров: Один наполненный Луной, другой - лишь Ей одной.
Я мог бы кричать, как тот, кто свято верит. Я мог мы молчать, как праведник. Но я шепчу, как еретик. И я приглашаю тебя в свой кипящий ад.
Привычной механикой пальцев расколота скорлупа. На раскалённый металл проливается жизнь. Шипит и трещит по швам суть вещества. Белеет от огненной смерти.
И всё вокруг разделено на верх и низ Жестокою чертою горизонта. Константой взвился над границей лепесток, Болезнью движется прямой поток.
Я мог бы кричать, как тот, кто свято верит. Я мог мы молчать, как праведник. Но я шепчу, как еретик. И я приглашаю тебя в свой застываший ад.
Услышав мой шёпот в тиши, Не поймёшь ни слова. Так может, он шелест травы От ветра ночного?
Я мог бы кричать, как тот, кто свято верит. Я мог мы молчать, как праведник. Но я шепчу, как еретик. И я приглашаю тебя в свой комфортный ад.