Он пришёл с лицом убийцы, С видом злого кровопийцы, Он сказал, что он мой критик И доброжелатель мой, Что ему, мол, штиль мой низкий Эстетически неблизкий, Я фуфло, а он - Белинский, Весь неистовый такой.
Возмущался, что я грязно, Своевольно, безобразно Слово гадкое "оргазм" Безнаказанно пою. "Ты ж не просто песни лепишь - В нашу нравственность ты метишь! За оргазм ты ответишь, Гадом буду, зуб даю!"
Я пристыженно заохал, Стал прощения просить. Сам подумал: "Дело плохо, Этот может укусить". Распалился он безмерно, Оскорбить меня хотел. "Ты вообще, говорит, нудист, наверно! А ещё очки надел!
Нет, спеть бы про палатки и костёр, Про то, как нам не страшен дождик хмурый! Но ты засел, как вредоносный солитёр Во чреве исстрадавшейся культуры! Культуры - Мультуры, Куль-куль-куль-куль, Муль-муль-муль-муль.
Вреден я, не отпираюсь. Утопил Му-Му я, каюсь. Всё скажу, во всём сознаюсь, Только не вели казнить. Это я бомбил Балканы, Я замучил Корваллана, И Александра Мирзаяна Я планировал убить.
А как выпью политуру, Так сажусь писать халтуру. Постамент родной культуры Я царапаю гвоздём. Клеветник и очернитель, Юных девушек растлитель, И вообще я - врач-вредитель, Приходите на прием!
Если есть где рай для бардов, Я туда не попаду. Если есть где ад для бардов, То гореть мне в том аду. А в раю стоят палатки, Всё халявное кругом: Чай густой, а уксус сладкий, И все песни лишь о том, что:
Да здравствуют палатки и костёр, Наш строй гуманный, развитой туризм, Ведёт народ к победам ля минор. Всё остальное - ревизионизм.
И разгневанный радетель За чужую добродетель На меня за песни эти Епитимью наложил. Ты, говорит, обязан, хоть я тресни, Написать сто двадцать песен О туризме и о лесе, Кровью все взамен чернил.
Думал я: "Достал, постылый! Чо те надо-то, мужик? Серафим ты шестикрылый, Ну вырви грешный мой язык!" Слушал я, ушами хлопал, А когда совсем устал, То сказал я громко: "Жопа!" Тут он в обморок упал.
Но с тех пор в душе покоя нет, И от переживания такого Как-то мне приснился Афанасий Фет, Бьющий Иван Семёныча Баркова.
Он лупил его кастетом, Приговаривал при этом: "Я пришёл к тебе с приветом Рассказать, что солнце встало, Что воспитанным поэтам Выражаться не пристало". А Барков просил прощенья, Сжёг поэму про Луку. Вот такое вот знаменье Мне приснилось, дураку.
Но я песню написал назло врагам, Как одна возлюбленная пара У костра, в палатке, под гитару Получила пламенный оргазм.