Нас с ним в аду война свела, она друзей не спишет, Я был герой, рвал удила, он был на много тише, Сырое небо жёг закат, смерть рядом что-то ела, Моя душа рвалась в набат, его тихонько пела, Моя душа рвалась в набат, его тихонько пела.
Мы были разные во всём, цитата, лёд да пламень, Шмелём кипел я под огнём, а он чернел, как камень, Молчал и только иногда, когда я наезжаю, Бросал мне: "Парень, ерунда, Господь на уважает", Бросал мне: "Юра, ерунда, Господь на уважает".
Сидим в горах, вокруг зима, хрипит в грязи пехота, Нам как-то было не до сна и тошно от чего-то, И разговор мы повели в час злобного затишья, Куда нас черти завели в конце времён братишка? Куда нас бесы завели в конце времён братишка?
Ему кричал я: "Посмотри на эти сучьи рожи, Им всё до фонаря, гори, страна в придачу тоже, Нас завтра снова продадут, пойдём на урожаи...", А он в ответ: "Брось баламут, Господь нас уважает", А он в ответ: "Брось баламут, Господь нас уважает".
Всё по нулям, уже видна дыра большого срама, Живёт подачками страна, продавшего всё хама. Их либеральные зады достали наши флаги, Ни баб, ни водки, ни еды, лишь тёмные овраги, Ни дев, ни смысла, не еды, лишь мертвые овраги.
Я слов уже не нахожу и сильно раздражает, Меня его "Терпи, браток, Господь нас уважает", На кой такой Господь нам всем, где светлые дороги, Тут оторвал нас от проблем тяжёлый крик тревоги, Тут оторвал нас от проблем тяжёлый крик тревоги.
Очнулись с ним опять вдвоём мы в белой медсанчасти, Я помню лишь дверной проём, как нас рвало на части, Он долго молча умирал, сошёл как снег с аллеи, Я что-то понял - он не врал, но рассказать не смею, Я что-то понял - он не врал, но выразить не смею.
С тех пор, когда нет на глоток и сильно обижают Я говорю: "Не ссы браток, Господь нас уважает", Я говорю: "Держись браток, Господь нас уважает", Я говорю: "Пробьёмся брат, Господь нас уважает", Я говорю: "Мы победим, Господь нас уважает!".