Знаешь, вчера в четыре часа ночи или утра я вышел на балкон покурить. Видел зелёное небо, в той стороне, где начинался рассвет. Моя комната полна насекомых, для них каждый миг – смерть, А я хотел слиться с пространством. Зарыться лицом в архитектуру хрущёвок, тонкая пунктирная нить Горящих окон на последних этажах соседних зданий Символизировала горизонт. Непонятный уют, чужое убранство, Мировоззрение маленьких мирозданий. Мне хотелось стать воздухом, в кои веки немым и свежим. Мотыльки ползали по моим пальцам, вручая, словно медаль, надежду На утренний прочный анабиоз.
Знаешь, в детстве моим любимым словом было слово «зарницы» - Блеск удалённых гроз. Сегодня они всю ночь плясали меж облаков. Улыбки и плач всех малышей, морщины всех стариков, Смерть и рождение, материнское молоко или, по Бродскому, Красное молоко, все голоса, что я слышал и помню, Все имена и лица. В этот момент город стал всем, что я знаю. Не география, но ощущение Времени, истории, то ли покаяния, то ли всепрощения, То ли абсолютно наоборот, словно Дева Мария делающая аборт. Словно набрать в ладони воды и пытаться этой водой дышать.
Знаешь, я не могу сказать, что я тогда увидел, В общем-то, ничего. Да и зачем тебе это знать? Я сам абсолютно не понял, что это было. Небо перестаёт быть зелёным, вот и рассвет. Ты покидаешь кровать, с добрым утром, Я всё еще шатаюсь пришибленный в поисках сигарет.