Уж если хотя бы в округе хотя бы местами не мёртвое поле, не пустошь, но всё-таки гряды и даже сады кое-где, негоже намёки и знаки в крамоле читать иноземной, ловить в чародейском кристалле и тёмной воде.
Сначала собрать надлежит урожай с гряд и веток в тяжёлые вёдра, всю зиму затем эту снедь поедать и хвалить, что вкусна, и только потом не быстро, не бодро, должно быть, вернётся весна.
В суровых провинциях люди живут, понимая, в чём толк и основа, фамильной держась десятины и пользуясь днём световым. Искатель, искать отучайся прямого ты с ними сближенья, оно не сулит продолженья конспектам твоим.
Забудешь, чего удостоят и что недоскажут суровые люди, лишь песню запомнишь, какую они запоют, осмелев: «Нам холодно здесь, земля нас не любит». И тут же мажорный припев.
В Сочельник большое семейство уляжется поздно, отпраздновав пышно. Всё в доме погаснет и смолкнет, но старшая дочь не заснёт. Проплачет она безутешно, неслышно почти до восхода. И тоже неслышно под утро уйдёт на восход.
ДорОгой, где редко, но всё же бывают повозки, бывают обозы, а летом однажды мелькнул и растаял шатёр шапито, «Куда ты идёшь? О ком эти слёзы?» — вдогонку не спросит никто.
Предвидеть, что станется дальше, умею не лучше, чем всякий и прочий. Воздаст ли судьба золотыми из тех, что пока в тайниках? Возможно, но тоже не быстро, не проще, чем нынче и раньше. И тоже в черёд и с оглядкой. А больше никак.
Сперва до холмов мелколесьем, да там за холмами опять мелколесьем, в обозном ознобе, с бедой на душе, без гроша за душой. И только потом повеет предместьем и город начнется чужой.