А от дождя жар. А от жары пар. Ты не поверишь, что я тебя ждал, а потом пал. Упал, как листья, осенью, падают с деревьев, как самоубийцы с Нью-Йорских крыш, и не только Нью-Йорских, а ещё и с наших, жилых пятиэтажек, и падают, а потом взлетаю, в небо. Ты позови меня, с тобой, попрыгать по тучам, смотреть без очков на солнце, искать яркий свет в туннеле, чтобы знать куда идти. Ты позови, не стесняйся, я всегда дома, я прикован к своему телефону, на который ты не звонишь. А если звонишь, то молчишь, а после, бросаешь трубку. Меня оставляешь. Грустно. Пасмурно. Моя рубашка пахнет тобой. Дождь, спасибо, что отстирал это запах, который я так берёг, ото всех и даже от немых прохожих, которые просто смотрели в мою сторону. А я шёл в чёрных очках, в таких чёрных, что в такую погоду, я практически ничего не видел. Кто знает, наверное, именно от этого, мне было так хорошо, идти, не зная куда, и не узнав, наконец, пришёл или прошёл. Я ушёл из дома. Выдернул домашний телефон из розетки, порвал все провода и связующие нас нити. Мой желудок бурчал от голода. А в лужах сверкали молнии. Ты знаешь, именно тогда я и понял, что весь этот дождь, что все эти лужи, придуманы для обывателей, чтобы напоминать им о небе. Да-да, именно для обывателей, ведь самоубийцы и так помнят о нём. В ту ночь, мой телефон покончил с собой, прыгнув из моих рук прямо в мусорный бак. А я просто шел. Я просто шел. Я искал то, что ещё не успел найти, а значит не потерял.